– Да. Это так.

Алиса смерила Оливера многозначительным взглядом – и тот, кажется, понял. Совещание было безмолвным и стремительным. Затем оба выпрямились, собираясь с мужеством, и Алиса спросила:

– Тогда… Может быть, тебе не помешает помощь?

Именно этот вопрос, простой и дурацкий, в итоге достиг сердца нашей героини.

Что-то, похожее на надежду, тихонько скользнуло в его щелях, – и Лейли, обезоруженная давно забытым чувством, взглянула на своих нарушителей новыми глазами. А потом, дорогие друзья, наконец-то улыбнулась.

* * *

Ох. Это будет очень, очень долгая ночь.

Ступай осторожнее, дорогой читатель

Пока они гуськом пробирались на задний двор – Лейли возглавляла процессию, – дорогу им освещала лишь низкая толстая луна. На землю быстро спускалась ночь: омертвевшая кожа неба потемнела и принялась стремительно гнить. В полночь она должна была превратиться в жирный черный пепел – разотри между пальцами, и сквозь труху и прах посыплется стеклянное крошево звезд. Тонкие облака напоминали мазки разведенной до полупрозрачности туши. Эта земля таила множество мертвецов – а впадины в ней укрывали еще больше неприкаянных духов, – но самым страшным чудовищем, с которым им предстояло столкнуться, была зима. Беспощадный, обжигающий до волдырей мороз – вот кто был сегодня их настоящим врагом. Каждый шаг давался с боем; ледяные порывы ветра заставляли всех троих яростно работать локтями и низко пригибать головы. При этом Лейли единственная была экипирована для подобной борьбы.

Следуя давней традиции мордешоров, она выполняла работу в особом облачении – и еще никогда не была так благодарна за броню своих предков. Поверх тяжелого потрепанного платья Лейли надела причудливо гравированный нагрудник, а на обоих запястьях и лодыжках застегнула массивные золотые браслеты. Но самой впечатляющей деталью ее наряда был шлем, надвинутый поверх цветастого шарфа: его она надевала лишь зимой, в самые суровые ночи. Это была конусообразная шапочка с узором из рукописных символов – каллиграфическое письмо на языке, на котором Лейли до сих пор любила говорить. Для знатока эти завитки складывались в строки поэта Руми, гласившие:

Базарную площадь мудрец обходил

С горящей лампадой и так говорил:

– Животных и демонов зрю я от века,

Но где же все люди? Ищу человека!

Шлем венчал единственный гордый шип в дюжину сантиметров высотой, а кованые края усеивали сотни аккуратных крючков, с которых свешивалась кольчужная бахрома – полотно из искусно сплетенных стальных колечек. Они струились по спине, закрывали голову с боков и на каждом шагу со свистом рассекали воздух. К тринадцати годам Лейли перевидала столько ужасов, со сколькими обычный человек не сталкивается за всю жизнь, – но, по крайней мере, была полностью готова ко встрече со смертью в эти самые безжалостные ночи года.