Он показал, как исключительно… и так необходимо мне — умеет обманывать. Искусно, до черной зависти и безумно, невероятно красиво. Видя, что он играет — все равно намеренно верила каждой сладкой лжи. Которую он не скрывал, но оттого она была лишь более ценной и нужной.

Он показал, что значит — Убеждать. Именно с большой буквы, потому что если Джеймс был игрок высшей лиги по многим параметрам, Филу в этом он проиграл. И это чертов дар, играючи словами, без давления и угроз сломить минимальное сопротивление, добиться желаемого результата. И что вызывало уважение, он это не скрывал. Как и не перебарщивал, прекрасно понимая, в какие из моментов это уместно.

Он не отвернулся, увидев мои зависимости и слабости, а окунулся в наш общий мир, и стал жить ровно так же, как и я, одним единственным синтетическим моментом.

Он оказался частично мной, только в мужском шрамированном теле, будто недостающий мне кусочек пазла или мутировавший из конечности — сиамский близнец.

Но он, как и Джеймс, был недоступен для меня морально. Его порабощенное Фюрером сердце гнило отвергнутыми чувствами в груди. Любовь, которая травила и убивала не только морально, но, как начало казаться, и физически. Потому что с каждым днем стало все более заметно, что жизнь в нем тает как прошлогодний снег, а бороться с этим он отказывается.

Без вины — виноватый. Убийца, предатель, инвалид. И мое личное синеглазое небо. Такой похожий в своих зависимостях, такой отрешенный и омертвевший, больной и физически и душевно — пробрался внутрь горько-сладкой пилюлей.

***

Сложно сказать, что повлияло сильнее, приезд Мадлен и волков или же появившийся Мельников младший, но невесомо, почти незаметно, база начала меняться.

— Ох, детка, тебе нужна помощь? — Рыжеволосая, страстная, в каком-то смысле любимая и, пожалуй, единственная подруга, если ее можно таковой считать, Мадлен была незаменима в одном, в том, что не мог дать ни Фил, ни Джеймс — она спрашивала и интересовалась, есть ли во мне желание что-либо менять. Или стоит не поднимать подобную тему, а просто сделать вид, что все идет, так как нужно, так как правильно. Хотя правильно и Мадлен — не синонимы. — Ты выглядишь как та, которой срочно нужен хороший, здоровый и крепкий стояк внутри. Немедленно причем. Чтобы вытрахать ровно каждую мысль, которая насилует твою умную головку. — Стучит острым ногтем мне в висок, заправляет выбившуюся из свободного хвоста прядь за ухо. Гладит по зализанным губам, не намекает. Не призывает. Сама видит, что баловство, такое привычное для нас за столько лет бок о бок, мне сейчас без нужды. Она вся, если откровенно, без особой нужды. А я стала слишком обесценивающей находящихся рядом.

Кроме святых трех.

— Мне нужен бокал вина, пара часов на пляже под палящим солнцем и лимонный чизкейк. Если не имеешь ничего из вышеперечисленного под предложением о помощи, тогда нет, не нужна. Равно как и крепкий стояк. Особенно, если тот силиконовый. — Отшутиться? Не в нашем случае, дружба, живущая вопреки несовместимости характеров, давно научила говорить прямо и в лоб то, что думаешь, вместо того, чтобы юлить и ходить кругами. У нас изначально так и завелось. И виновато ли тут ее родство с Джеймсом или просто подобного поля ягоды мне особенно близки, но найти с ней общий язык оказалось проще, чем дышать.

— Здесь неплохо, — задумчиво наматывает прядь моих волос на палец и улыбается, завалившись на спину и прикрыв глаза. — Но мрачно. Правду ведь говорят, что всего лишь один единственный человек способен задать погоду в определенном месте. Что каков глава — такова база. Похоже, здесь это работает.