За эркерным окном «Карр-хауса» участники выпускной церемонии двигались ровным потоком. Вместительные родительские машины («кадиллаки» и «мерседесы» С-класса, среди которых порой мелькал то «крайслер нью-йоркер», то «понтиак бонвиль»), выехав из гостиниц в центре города, направлялись вверх по Колледж-хилл на торжества. За рулем каждой машины сидел отец, солидного вида, решительный, но едущий слегка неуверенно — виной тому было множество улиц с односторонним движением. Рядом восседали матери, освобожденные от хлопот по хозяйству, причем не где-нибудь, а здесь, в семейном автомобиле, с мужем в роли шофера, что позволяло им смотреть в окно на живописные виды университетского города. В машинах ехали целые семьи, главным образом братья и сестры, но время от времени попадались бабушки и дедушки, за которыми заехали в Олд-Сэйбрук или Хартфорд, чтобы и они посмотрели, как Тиму, или Элис, или Пракрити, или Хиджину вручают заработанную упорным трудом кожаную папку. Были там и такси, местные и нет, изрыгающие синие выхлопы, и маленькие, похожие на жучков прокатные машины, перескакивающие с полосы на полосу, словно боясь, как бы их не раздавили. Когда поток машин пересекал реку Провиденс и начинал карабкаться вверх по Уотермен-стрит, некоторые водители гудели, завидев над входом в Первую баптистскую церковь огромное полотнище с эмблемой Брауновского университета. Все надеялись, что в день выпуска будет хорошая погода. Однако, если спросить Митчелла, серое небо и холод не по сезону его вполне устраивали. Он был рад, что студенческий бал залило дождем. Он был рад, что не светит солнце. Нависшее надо всем ощущение неудачи идеально сочеталось с его настроением.

Когда тебя называют болваном, это не очень-то приятно. Еще хуже, когда тебя называет болваном девушка, которая тебе нравится больше других; когда же эта девушка оказывается той самой, на которой ты втайне хочешь жениться, это особенно тяжело.

После того как Мадлен вылетела из кафе, Митчелл остался за столиком, охваченный сожалениями, не в силах пошевелиться. Они помирились на целых двадцать минут. Сегодня вечером он уезжает из Провиденса, а через несколько месяцев — из страны. Когда он увидит ее снова, увидит ли вообще — неизвестно.

На той стороне улицы зазвонили колокола; было девять часов. Митчеллу надо было идти. Через сорок пять минут начнется выпускная процессия. Его шапочка и мантия остались дома, где его дожидался Ларри. Однако, вместо того чтобы подняться, Митчелл придвинул стул поближе к окну. Едва ли не прижавшись носом к стеклу, он в последний раз глядел на Колледж-хилл, беззвучно повторяя следующие слова:

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.

Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного.