– Это я изменить не могу. Как, впрочем, и вы, мой друг. Вы такой же немец, как и я. Пойдемте, отпразднуем падение рейха: конец царства зла, конец безумного австрийца, который навлек все беды на наши головы.

– Вы принимали в этом участие, – обвиняюще произнес Люк.

– Да, не отрицаю. Идемте, поговорим на ходу.

Килиан пребывал в непредсказуемом настроении. Люк безумно ревновал полковника к Лизетте, но не желал ему смерти. Он пристроился в шаг к полковнику.

– Вы правы, – продолжал Килиан. – Я принимал в этом участие. Мне никогда не нравилось, что происходит, но я человек долга. Я солдат. – Он подавился смехом. – Тьфу, как мерзко!

– Только не ждите, что я вам посочувствую, – сказал Люк.

– Я и не прошу сочувствия. Его никто из нас не заслужил. Впрочем, некоторые пытались хоть что-то изменить.

– К сожалению, неудачно.

Они добрались до Тюильри. В сумеречном воздухе витал запах дыма: по всему городу пылали праздничные костры, на которых сжигали немецкие флаги и мундиры. Взошла луна, омывая парк призрачным сиянием. Вечер выдался теплым – лету все равно, бушует война или настает мир.

– Килиан, сегодня это неподходящее место.

– Боитесь?

– Только за вас.

– Не стоит. Помните, я вооружен.

Люка это заверение не впечатлило. Револьвер – плохая защита от разъяренной толпы. Килиан скинул сапоги.

– Полковник, что вы делаете?

– Хочу пройтись босиком по траве. Это лунное великолепие напоминает мне далекие дни в Пруссии, когда жизнь была гораздо проще.

– Вы не можете забыть то, в чем виновата ваша страна.

– Нет, не могу, Равенсбург. Но очень хочется попытаться.

Килиан основательно приложился к кальвадосу и протянул бутылку Люку. Тот покачал головой.

– Да полно вам! Глоток-другой меж победителем и побежденным…

– А, какой из меня победитель!

– Вы завоевали ее, Равенсбург. Мне с вами не потягаться.

Только сейчас Люк осознал, что разговор перешел на Лизетту. Полковник, всегда такой аккуратный, подтянутый и опрятный, сейчас бродил по лужайке босиком, то и дело прикладываясь к бутылке.

– Кстати, ей нравится. – Килиан взмахнул бутылкой. – Кальвадос. Запомните.

– Нет. Он будет напоминать ей о вас.

Килиан снова протянул ему бутылку.

– Равенсбург, давайте выпьем за Париж, за спасение города от гитлеровских пожарищ.

Люк неохотно взял бутылку.

– За это я выпью.

Килиан радостно смотрел, как он подносит бутылку к губам. Крепкая яблочная водка обожгла горло. Люк вспомнил, как пил кальвадос с отцом…

Килиан снова завладел бутылкой.

– Собираетесь напиться?

– И еще как!

– Хотите, чтобы мир узрел полковника Килиана в стельку пьяным?

Килиан загадочно улыбнулся.

– Угощайтесь.

Люк помотал головой. Килиан развернулся, бессвязно выкрикивая что-то навстречу ночи, а потом сделал еще глоток. Похоже, он пил весь день. Действие спиртного сказывалось – он нетвердо стоял на ногах.

– Не хватит ли? – спросил Люк.

– Нет. Я еще не утратил способность думать.

Люк вздохнул и огляделся. Издалека доносились выстрелы. На Елисейских Полях весело шумела толпа. Кто-нибудь из парижан забредет сюда, покинув безопасность родного квартала ради этих благодатных мест, где обычно прогуливались немцы.

В Париж вступали победоносные отряды французов, американцев и англичан, их приветствовали мужчины, целовали женщины. Среди ликования Люка не оставляли мысли о сотнях тысяч погибших мужчин, женщин и детей. Вот и его семья не дожила до этого дня. Франции еще предстоит оплакать людей, уничтоженных фашистами в концентрационных лагерях. Люк встряхнул головой, отгоняя прочь тягостные мысли.

Килиан, закрыв глаза, медленно кружил по лужайке.

– Полковник, нам пора.

– Никогда мне уж не танцевать, – с трудом выговорил тот. – Никогда не обнимать женщин…