Донельзя хмурый хряк почесался пятерней, позевал, разлепил глазки – пуговки и сразу же их захлопнул, еще посидел немного, собираясь с силами. Наконец, издав звук стравливания воздуха компрессором – вроде как вздохнув, образина поднялся и на автомате пошлепал к сейфу. Открыть удалось не сразу, пришлось еще немного проснуться. Уже раздраженный, но еще не совсем отошедший ото сна свин достал бутылку виски, налил полный стакан, опрокинул в себя, как в унитаз, и только после этого окончательно разлепил мелкие гляделки.

С мордой, на которой отчетливо читалось желание кого – нибудь убить, подошел к ближайшей кровати и пнул со знанием дела в прогнувшуюся сетку. Кто – то охнул.

– Подъем, нежить! Цитрамон, паскуда мелкая, кто кого будить должен? Допляшешься ты у меня, долбоеб сказочный, пущу в переработку.

Тщедушный мужичонка со впалой грудью и неимоверно выпученными глазами вскочил и начал одеваться, по быстроте облачения он и вправду мог претендовать на титул «сказочный».

– Прости, прости, Ливер, не надо Цитрамона в переработку, он полезный, он верный пес хозяина, завсегда следящий, чтоб главному на его вопрос всегда был правдивый ответ.

Хряк расплылся то ли в улыбке, то ли в оскале, то ли просто хвастался своим поистине впечатляющим жевательным агрегатом, и для острастки заехал слегка в ухо проштрафившемуся.

– Давай – давай, полезный болезный жополиз, пошевеливай мослами, буди бригаду, пересменка уже скоро, а они еще не жравши. Потом поговорим, – плотоядно оскалился Ливер.

– Подъем, потрошители! – фальцетом завопил донельзя напуганный Цитрамон. Свин, зная, на что способен его с утра накрученный подручный, заранее заткнул уши. И верно, при желании подобным ультразвуком можно было и душу от тела отлучить. Зато эффективно, чтобы ты ни делал: спал, не спал или философствовал на горшке – вскочишь и побежишь куда – нибудь за горизонт.

Жилая зона будто взорвалась. Кругом раздавались крики, мат, грохот, летели подушки, одеяла, падали кровати, люди метались, как тараканы, вспрыснутые «Дихлофосом», царили полный хаос и паника. Чудо, что не поубивали друг друга.

Ливер, отбежав к сейфу, трясся всем своим жиром, ржал и плакал в полный голос, иногда переходя на глухое бульканье. Несколько раз шумно втянет воздух, и опять, и по кругу, между тем показывая сыгравшему побудку большой палец, мол, зачет и полная реабилитация, а может, и вовсе премия. В конце концов, хряк отдышался и заорал своей луженой глоткой:

– Хорош, долборезы гребаные. Замерли! – И как в детской игре, все будто примерзло, кому охота Ливера ослушаться, это равносильно умереть тут же, и хорошо, если сразу. – Даю вам, дети греха и порока, на все про все сорок минут, кто накосорезит, по кускам отправится в этот морозильник и принесет мне прибыль, – и он с толикой обожания похлопал по крышке морозильного шкафа. – Вы меня знаете. Отомри!

За сорок минут все уложились – и оправились, и поели, и оружие свое еще раз проверили.

– Построились, – посмотрев на часы, гаркнул главарь. – Так, хорошо, надеюсь сегодня от вашей работы получить больше, чем в прошлый раз, долги нужно отдавать, а пока вы больше жрете, пьете и боеприпас попусту жжете. Где жемчуг, спрашиваю я вас, где перлы? Вот ваши сменщики уже пяток черных красавиц набили и даже одну красную. Споранов и гороха у них тоже больше. Предупреждаю, если так и дальше будет продолжаться, я лично всем без исключения унылую пластику лица сделаю, навечно, – и Ливер опять похлопал по крышке большого белого холодильного гроба. – Кто из вас, лохов, агрит тварей и на убой водит? – Руку поднял долговязый рыжий парень. – Дар? – ткнув пальцем – сосиской, спросил свин.

– Быстрый бег и прыжки, погоняло Тушкан.