– Сначала в Калгурли, потом в Саут-Кросс.

– На север. В противоположную ей сторону.

– А вы? – нейтрально поинтересовался Маршалл.

– В Эсперанс и Рейвенсторп с заездом в Израильский залив. – Могла бы сразу нарисовать план маршрута на салфетке! – После Налларбора у меня листовки почти закончились, надо зайти в отделение городской полиции. По закону они обязаны бесплатно печатать листовки с информацией о пропавших людях, – видя недоумение на лице Маршалла, пояснила она. – Ближайшее отделение в Эсперансе.

– Удобно.

– Это самое меньшее, что они могут сделать.

На большее они и не способны, но хотя бы выражают сочувствие.

– Тяжело, должно быть, везде натыкаться на кирпичные стены.

– Лучше уж натыкаться на стены здесь, чем намертво застрять в Мельбурне. Тут я хотя бы делом занимаюсь.

Ожидание дома, когда другие люди найдут брата, убивало Эву.

– У вас большая семья?

Перед глазами промелькнуло убитое горем лицо отца.

– Только отец.

– Матери нет?

Она выпрямилась. Он отказывается рассказывать о Кристине-с-татуировки, потому о ее пьянице матери ничего не узнает. Выражение ее лица говорило красноречивее слов, он поспешил сменить тему.

– Подозреваю, это наш первый и последний совместный ужин, – весело произнес он, салютуя вилкой с порцией картофельного пюре и горошка. Простая констатация факта.

Опасаясь, что ее ответ может быть воспринят как приглашение, Эва очень тщательно подбирала слова.

– Не нам судить. Наши дороги могут снова где-нибудь случайно пересечься.

Возможно ли, когда они отправляются в противоположные стороны света? Их знакомство чистая случайность. Она ехала по безлюдной дороге, он пострадал от эму и нуждался в помощи.

Маршалл пытливо посмотрел на нее и снова принялся за еду.

– Ты родом не из Сиднея?

Мысленно застонав, он отодвинул пустую тарелку. Кто бы мог подумать, что разговаривать о пустяках так утомительно? Много недель он ни с кем не был столь многословен. И все ради того, чтобы обойти молчанием его татуировку и ее пропавшего брата. Так они договорились, она следовала условиям сделки, хотя отчаянно хотела узнать больше.

Именно из-за необходимости разговаривать Маршалл избегал ужинать с женщинами, предпочитая сразу переходить к сексу. Но с Эвой такой подход не применим. Тем более удивительно, что он ответил согласием на ее приглашение. Вероятно, ему просто одиноко.

– Брисбен.

– Сколько тебе было, когда вы переехали? – Эва не подозревала о том, какие мысли у него мелькают. Не догадываясь, на какую опасную территорию случайно вступила. Маршалл вспомнил брата, маму и трудную пору юности в Сиднее.

– Двенадцать, – с трудом процедил он, напрягшись всем телом.

Умом он понимал, Эва всего лишь пытается поддержать беседу, но не мог отделаться от мысли, что за ее невинными вопросами стоит нечто большее. Двенадцать – самый неподходящий возраст вырваться из привычной среды, друзей и школы, где твердо стоишь на ногах, даже если живешь в бедном пригороде одного из крупнейших городов страны. Но для женщины, родившей второго сына только ради получения социального пособия, смена штата в погоне за более щедрыми выплатами матерям-одиночкам была делом обычным. Вне зависимости от того, кто при этом пострадает.

Ни Маршалл, ни его старший брат Рик этих денег никогда не видели. Для матери они стали лишь средством достижения цели, чтобы не остаться голодной. Рик впоследствии стал торговать наркотиками.

– И как вы жили?

– Нормально.

Она смотрела на него умными темными глазами:

– Угу.

«Теперь ваша очередь, Оскар Уайльд». Но Маршаллу ничего не приходило в голову, поэтому он сложил салфетку и отодвинул стул.

Что ж…

– Что случилось? – Эва смотрела на него с любопытством, но не осуждая. И не двигаясь с места.

– Уже поздно.

– Всего полдевятого.