— Вы понимаете, что мистер Бейнес, который, как вам известно, вскоре прибивает лично, придерживается нордической идеологии по отношению к так называемой культуре Востока. Я мог бы попытаться поразить его, чтобы он более проникся ее сутью, например, с помощью китайской живописи на Пергаменте или нашей керамикой периода Такуогавы, но это не наше дело — обращать его в нашу веру.

— Понимаю, — сказал мистер Рамсей.

Его лицо, типичное для представителя белой расы, сморщилось от мучительной сосредоточенности.

— Поэтому мы не дадим пищи его предрассудкам и подарим ему вместо этого какой-нибудь бесценный предмет американской культуры, произведение народа, близкого его народу и по духу и по крови.

— Да.

— Ваши предки, сэр, американцы. Хотя вы и не погнушались сделать цвет вашей кожи более темным.

Он внимательно посмотрел на мистера Рамсея.

— Это загар кварцевой лампы, — промямлил мистер Рамсей. — Только для того, чтобы запастись витамином Д.

Однако выражение униженности на его лице сразу выдало его попытку хоть чем-то быть похожим на новых хозяев.

— Уверяю вас, что я храню подлинную приверженность…

Мистер Рамсей запнулся, не находя нужного слова.

— Я еще не разорвал все связи с этнически-близким образом жизни…

Мистер Тагоми сказал мисс Эфрикян:

— Продолжайте, пожалуйста.

Диктофон снова зажужжал.

— Получив от оракула гексаграмму двадцать восемь, я потом еще получил строку девять на пятом месте, которая гласит: «Высокий тополь выбросил цветы. Более строгая женщина возьмет молодого мужа». Ни порицания, ни хвалы. Это ясно указывает на то, что в два часа мистер Чилдан не предложит нам ничего стоящего…

Мистер Тагоми сделал паузу.

— Давайте будем искренними. Я не могу положиться на свой собственный вкус в отношении произведений американского искусства. Вот почему…

Он помешкал, стараясь найти точное выражение.

— Вот почему вы, мистер Рамсей, являясь, как я сказал, уроженцем этих мест, будете необходимы. Наверное, вместе мы сделаем все лучшим образом.

Мистер Рамсей не отвечал. Несмотря на все попытки сохранить самообладание, все его черты выдавали боль, гнев, мучительную и безмолвную тщетную реакцию.

— Сейчас, — сказал мистер Тагоми, — мне нужно еще раз посоветоваться с оракулом. Из соображений благоразумия я не могу задать вопрос при вас, мистер Рамсей.

Другими словами его тон означал, что вам и всем вашим «пинки» не дано право участия в тех же важных делах; с которыми мы сталкиваемся.

— Однако, уместно сказать, что я получил в высшей степени вызывающий ответ. Он заставил меня очень долго размышлять над ним.

Оба, и мистер Рамсей, и мисс Эфрикян, внимательно следили за ходом его мыслей.

— Мой вопрос относительно мистера Бейнеса, благодаря таинственным деяниям Тао привел к гексаграмме сорок шесть, к весьма неплохому суждению, и к строчкам шесть в начале и девять на втором месте.

Его вопрос состоял в том, успешной ли будет его сделка с мистером Бейнесом, и строка девять на втором месте уверяла, что так оно и будет.

Она гласила:

«Если кто-то искренен, то он может ограничиться еще меньшим повышением. Его не осудят».

Очевидно, мистер Бейнес будет удовлетворен любым подарком от Главного Торгового Представительства, врученным ему мистером Тагоми.

Но мистер Тагоми, задавая вопрос, имел в виду нечто более глубокое, нечто, о чем он сам догадывался весьма смутно.

Как часто это случалось, оракул постиг более сокровенный, основной вопрос, и, отвечая на другой, высказанный вслух, заодно ответил и на этот, подсознательный.

— Насколько мы знаем, — сказал мистер Тагоми, — мистер Бейнес везет с собой подробный отчет о новых способах литься под давлением, разработанных в Швеции. Если нам удастся подписать контракт с его фирмой, мы безусловно сможем заменить многие металлы, которых нам не хватает, пластмассами.