Сложнее всего им придется на этой стороне Шепстоунских скал. Если Рейфу удастся добраться с Лайл до гребня, он сможет внести ее туда. Но сначала нужно добраться до гребня. Лайл всегда была плохой пловчихой, а теперь она вообще не в силах помочь ни себе, ни ему.

Рейф заставил ее держаться на плаву и, соскользнув в воду, начал продвигаться по направлению к гребню. Он плыл очень медленно и с максимальными предосторожностями, поддерживая ее одной рукой, напрягая глаза, чтобы не пропустить ни одной вехи. Летнее небо никогда не бывает абсолютно темным. В ясную июльскую ночь в нем всегда мерцает слабый, таинственный свет. В таком освещении большие и маленькие предметы теряют очертания, сохраняя лишь размер. Но Рейфу ночная мгла не мешала различать их форму. Ведь любой из них он мог извлечь из мрака и увидеть мысленным взором так же ясно, как много раз до этого при свете дня.

Рейф продвигался медленно, но с той уверенностью, которая дается привычкой и практикой. Лайл безвольно лежала на воде, казалось, она была без сознания. Молодой человек не знал, вправду ли это так. Во тьме он видел лишь бледный овал на месте ее лица.

Лайл была в сознании, но сознание это было словно ограничено. Она могла мыслить в этих рамках, но за ними все сливалось в неясную, темную массу, как та вода, в которой она сейчас плыла. Ей больше не было страшно Теперь она в безопасности. Рейф так сказал. Лайл была в безопасности, но замерзла и страшно устала. Больше всего на свете ей хотелось лечь и уснуть. Она ощущала движение воды. Ощущала руку Рейфа. И не знала, сколько прошло времени. Лайл знала только, что они движутся, но не заметила, когда они обогнули вершину гребня и двинулись в сторону своего пляжа. Она едва ли поняла, что они наконец достигли твердой земли.

Голос Рейфа зовет ее… Рейф тянет ее вверх, ставит на ноги… Его рука крепко обнимает ее…

— Ты можешь идти? Хорошо, если можешь. Ты можешь подняться по лестнице? Я не могу оставить тебя здесь, вода поднимается. Обними меня за шею и попробуй.

Они добрались до лестницы. Поднялись. Рейф поддерживал Лайл, принимая на себя большую часть ее веса. На каждом этапе этого путешествия казалось, что для следующего сил уже не осталось. Но потом они одолевали и его. От кромки воды до стены. От стены по аллее, ярко-зеленой днем, а сейчас темной, окутанной мраком. Вперед и вперед, между статуями и кипарисами итальянского сада. Через террасу и наконец — в дом.

В холле еще горел свет. Казалось, войдя в него, они вернулись домой из другого мира. Лайл очнулась настолько, чтобы ощутить, как сильно она замерзла. А потом появился Уильям, и Рейф объяснил ему, что с ней произошло несчастье и нужно теперь же позвать Лиззи и еще кого-нибудь из горничных.

Все, что происходило дальше, смутно скользило по поверхности ее затуманенного сознания. Заботливые Лиззи и Мэри. Горячая ванна. Какое-то горячее питье. Кровать. Все эти события проскользнули словно череда снов. Это были даже не события, а их неясные образы в ее мозгу. Но затем что-то пробилось сквозь них, прорвало туман оцепенения. Ладонь Рейфа на ее руке. Голос Рейфа:

— Ты в полной безопасности, Лайл. Лиззи останется с тобой. Ты слышишь меня? Ты спасена.

— Да, — шепнула она.

Ощущение покоя и безопасности нахлынуло на нее, как приливная волна. Лайл скользнула в нее, все глубже погружаясь в воды сна.

Глава 47

Рейф Джернингхэм вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. До полуночи оставалось всего несколько минут. Он сел за стол Дейла, снял трубку и набрал номер Тэнфилдского аэродрома. Ему ответил знакомый голос:

— Алло?

— Алло, Мак! Рейф Джернингхэм говорит. Мой кузен уже взлетел?

В трубке послышался голос Мака, говорившего с шотландской картавостью:

— Ну, я точно не знаю. Тут произошла небольшая задержка. Джонсон что-то чинил в самолете, и я не знаю, взлетел он уже или нет. Вам он очень нужен?