Жуана слышала об этом впервые, но верила: ей хотелось верить. Кроме Педру, некого было любить, но она до дрожи в коленках боялась, что мачеха прознает об их добрачных отношениях.

За полтора месяца до адвента леди Брэмптон явилась в Каштелу-Дору с объявлением большом путешествии. Для Педру и Жуаны сшили ворох роскошных нарядов, а каракку «Прокурандо» загрузили тюками дорогих тканей. В день святого Мартина[27] судно покинуло лиссабонский порт.

Да Кунья больше не искал благоволения Жуаны. В пути он приударил за горничной мачехи, юной ирландкой Бриджит. В конце плавания морская болезнь служанки вызвала у леди Брэмптон кое-какие подозрения.

Жуана догадалась и тихо запаниковала. Что, если однажды с ней самой случится то же? Что, если она забеременеет до того, как священник обвенчает её и Педру? Спросить у мачехи о грядущей помолвке она не решалась. А вдруг отец держит это в секрете? Его замыслы и веления мачехи Жуана принимала беспрекословно. Так её учили с ранних лет. Так поступали все дети Брэмптонов, чтобы семья достигала богатства и положения в обществе.

Дурное настроение развеялось, как только Жуана уселась в повозку рядом с Педру. Мачеха и стряпчий[28] Джон Строу сидели напротив, тихо переговариваясь по-английски. Вокруг экипажа по-прежнему толпились восхищённые ирландцы.

Над извилистой бухтой висели клубы дождевых туч, похожие на груды пыльного хлопка. За грубой линией портовых доков лежала дорога в город.

Педру лёгким движением пальцев убрал с её лба локон, упавший на глаза.

– Гляди, какие замечательные люди! Живые, искренние. Они способны верить без оглядки, сражаться безо всякого страха.

– Я слышала, что Ирландия – земля монастырей…

– И тайновидцев, называемых друидами. Здесь водятся сильнейшие ведуны и ведьмы, здесь на каждой пяди властвует новый король. Здесь волшебные леса, где гномы танцуют с эльфами. А в глубоких чистых озёрах живут чудища, которые поедают прекрасных девушек.

Жуана вздрогнула, Педру тихо засмеялся.

– Сказочник! – она метнула на него робкий, нежный взгляд и сделала вид, что изучает подол своего платья. Мачеха с холодным любопытством смотрела на неё, не разумея португальской речи, но, безусловно, догадывалась о чём-то.

Странно… Знает и не препятствует, ни слова не говорит. Ей собственные дети неинтересны, что уж говорить о приёмных…

Жуана глядела на ирландок, одетых в широкие, просторные платья под шерстяными плащами. Как хочется быть на месте этих рыжекудрых девушек! Бродить в деревянных сандалиях, не путаться в обилии пышных поддёвок, не задыхаться от тесной шнуровки на спине.

Яркие полосатые юбки местных девиц напоминают португальские сайя. Их надевают на полотняные рубахи. Просто, удобно, незатейливо… В такой одежде можно день-деньской бродить по лугам. Отлавливать бабочек, пускать их в лазурную высь, бегать полосой прибоя, вдыхая пряный морской бриз. Ворошить гладкие тёплые камешки, собирая устричные раковины. И нет ни малейшего желания возвращаться в мир грязных, вонючих городов, где по узким, вечно сырым улицам теснятся суетливые люди.

Корк немногим отличался от портов, которые Жуана видела в путешествиях. Слава Богу, он стоит на земле, а не в замусоренных, пахнущих гнилью канавах, как Венеция. Здесь нет кричащей неаполитанской роскоши, где шедевральные фасады красуются на коврах из отбросов.

Здесь не светит яркое солнце торгово-рыбацкого Лиссабона, где между стрельчато-кружевных церквей, белых домов с красными крышами и песчаниковых строений мавританской эпохи снуют хлопотливые дети нескольких народов. Корк – это крепость на острове, в объятиях реки с коротким и звучным именем Ли. Река впадает в гавань-озеро, с дивным названием Махон.

Местный язык – певучий и резкий, мягкий и грубоватый. Бриджит говорила, что песни на ирландском невероятно красивы.