"Гейнц, учись у меня набираться опыта, – говорит дед внуку, – так я переходил из гильдии в гильдию, и от одной девушки к другой. В конце концов, нашли мне жену, кислую, как лимон".

Дед вовсе не был в восторге от дочери профессора анатомии из Карлсруэ. Она рано потеряла мать и воспитывалась в престижном женском пансионе в Швейцарии – с шести лет и до получения аттестата зрелости. Вела она себя очень изысканно. Выглядела элегантно, расхаживала по дому в строгих платьях. Лицо ее было всегда замкнуто.

"Погоди, погоди, в первую ночь кричи – Господи, что на небеси", – дед смеется, закручивает усы, а в ушах у его звенят слова тети Гермины. Он вспоминает переживания свадебного дня – огромная спальня, полная шкафов, тумбочек, широкая двуспальная кровать с балдахином голубого цвета. Дочь профессора скользнула в супружескую кровать в ночной шелковой рубахе, в складках, и с вышитыми широкими рукавами.

Жених весьма сухо наблюдал за женой, спрятавшей свои длинные волосы под белый кружевной чепец – вся из себя такая аристократичная. Ее строгое воспитание, искоренявшее желания и страсти естества, было явно ему не по душе.

Уже на следующее утро дед покинул свою жену, и весь воспламененный, ощущая чуть ли не всеми своим костями, что великий час его настал, умчался в столицу. Это было время, когда канцлер Отто фон Бисмарк привел европейскую модернизацию к вратам Германии. "Кровь и железо!" – провозгласил канцлер, объединив все германские княжества в единую сильную империю, превратив аграрную Германию в промышленное и экономически сильное государство. "Кровь и железо!"

Откликнувшись на этот призыв, энергичные и инициативные люди спешили вложить капиталы в развитие промышленности. Дед купил у обанкротившегося еврея Морица Гольца фабрику и солидный участок земли рядом с железнодорожной станцией при въезде в Берлин. Он привел инженеров, строителей и рабочих и основал фабрику по обработке металлов и литью. Свою империю он обнес оградой и поставил на входе внушительные ворота. Семья его также внесла свою долю капитала в эти проекты и не разочаровалась.

Дед не погрузился в бумаги, замкнувшись в богато обставленной конторе.

Все время находясь в движении, он строго следил за поездами, привозящими сырье из шахт, пробираясь между горами кокса и доменными печами.

Он царствовал в своей огненной империи. Его можно было застать в пылающем литейном цехе, прислушивающимся к шипению расплавленного железа, вытекающего из печей и выбрасывающего тяжелые брызги в воздух. Он сам следил за брусками железа, отливающегося в формы ванн, конфорок для плит и других изделий. На пороге двадцатого столетия его фабрика, сохраняющая имя "Мориц Гольц", стала одной из самых больших в стране по производству чугуна и стали.

Когда Германия стала вооружаться, дед начал выпускать патронташи, пули для ружей, что дало большой толчок к процветанию его бизнеса.

В дни, когда аристократия начала уступать свое имущество восходящей крупной буржуазии, дед, бизнесмен милостью Божьей, с вожделением начал приглядываться к богатым домам на площади Вайсензее.

Площадь была пустынной, уже без роскошных аристократических экипажей и коней, стучавших подковами. Потом появились автомобили. Купив большой дом у обедневших юнкеров, и отреставрировав его, дед перевез жену из Силезии в Берлин, родил двух сыновей и увидел себя свободным от супружеских обязанностей. Бабка замкнулась в одиночестве, не очень приятном ее сердцу.

Дом был упорядочен и велся согласно ее принципам. В роскошные апартаменты она привнесла свой дух и ум. Надев модные по сезону очки, она погружалась в чтение шедевров литературы, или наигрывала на фортепьяно произведения Бетховена и композиторов его круга. Портреты композиторов, поэтов, писателей, прорицателей будущего, взирали на нее с развешанных по стенам портретов.