Рассыльный слез с велосипеда у крыльца миссис Розы Сэндовал. Он подошел к двери, тихонько постучал и сразу же почувствовал, что в доме кто-то есть. Было очень тихо, но Гомер знал, что в ответ на его стук кто-нибудь подойдет к двери, и ему страшно хотелось посмотреть на эту даму по имени Роза Сэндовал, которая сейчас услышит, что в мире свершается убийство, и почувствует его в своем собственном сердце. Дверь отворили сразу, но без всякой поспешности. Дверь отворялась так, словно той, кто ее отворял, нечего было бояться. А потом дверь распахнулась – и появилась она.

Мексиканка показалась Гомеру прекрасной. Она, видно, столько претерпела за свою жизнь, что теперь ее губы сами складывались в ласковую, чуть-чуть отрешенную улыбку. Но как и всем людям, которые никогда не получают телеграмм, появление рассыльного показалось ей ужасным предзнаменованием. Гомер понял, что, увидев его, миссис Роза Сэндовал испугалась. Она произнесла то, что произносит всякий, кто встречается с неожиданностью. Она вскрикнула: «Ах!», словно, открывая дверь, надеялась встретить не рассыльного, а давнишнего своего знакомого, с кем ей приятно было бы увидеться. Прежде чем заговорить, она заглянула Гомеру в глаза, и тот почувствовал, что она уже знает, какой нежеланной будет принесенная им весть.

– У вас телеграмма? – спросила она.

Чем же Гомер виноват? Ведь доставлять телеграммы – его обязанность. Но он все равно чувствовал себя одним из виновников всего этого непорядка. Он был растерян, ему казалось, что он отвечает за то, что стряслось. В то же время ему хотелось объяснить ей все начистоту: «Я всего-навсего рассыльный, миссис Сэндовал. Мне очень жаль, что я должен вручить вам такую телеграмму, но ведь это – моя работа».

– Кому же эта телеграмма? – спросила мексиканка.

– Миссис Розе Сэндовал, Джи-стрит, номер тысяча сто двадцать девять, – сказал Гомер.

Он протянул мексиканке конверт, но она боялась до него даже дотронуться.

– Вы – миссис Сэндовал? – спросил Гомер.

– Пожалуйста, – сказала женщина. – Прошу вас, войдите. Я не умею читать по-английски. Я – мексиканка. И читаю только «Prenza», которую получаю из Мехико. – Она промолчала и взглянула на мальчика, который, переступив порог, держался как можно ближе к выходу. – Прошу вас, скажите мне, – попросила она, – что написано в телеграмме?

– Дело в том, миссис Сэндовал, – начал мальчик, – что в телеграмме сказано…

Но женщина сразу же его прервала:

– Вам ведь нужно сначала распечатать телеграмму, а потом прочесть ее мне! А вы ее еще не распечатали.

– Да-да, конечно, – сказал Гомер, словно оправдываясь перед классной наставницей, которая сделала ему выговор.

Непослушными пальцами он распечатал конверт. Мексиканка нагнулась, чтобы подобрать с полу надорванный конверт, и стала его разглаживать. Она расправляла его, говоря:

– Кто же мог послать мне телеграмму – наверно, мой сын Хуан Доминго?

– Нет, – сказал Гомер, – военное министерство.

– Военное министерство? – спросила мексиканка.

– Миссис Сэндовал, – поспешно сказал Гомер, – ваш сын умер. Может, это ошибка. Всякий может ошибаться, миссис Сэндовал. Может, это совсем и не ваш сын. Может, это кто-нибудь другой. В телеграмме, правда, сказано, что это Хуан Доминго. Но может, в телеграмме ошибка.

Мексиканка сделала вид, будто не слышит.

– Не стесняйтесь, пожалуйста, – сказала она. – Войдите. Войдите же, прошу вас! Я угощу вас конфеткой. – Она взяла мальчика за руку, подвела его к столу, стоявшему посреди комнаты, и заставила сесть. – Мальчики так любят сласти, – сказала она. – Я угощу вас конфеткой. – Она сходила в соседнюю комнату и принесла оттуда старую коробку с шоколадными конфетами. Положив коробку на стол, она открыла ее, и Гомер увидел там конфеты, каких он никогда еще в жизни не ел. – Вот, – сказала она. – Ешьте конфеты. Мальчики так любят сласти.

Гомер взял из коробки конфету, положил ее в рот и стал через силу жевать.