— Нет. Ничего вы не знаете. Со стороны — да, вроде можно понять, что плохой человек. Но вблизи все проходило: не человек, а божество, он так умел все перевернуть, что ты становился абсолютным глупцом. Ведь я годами боготворил его, свято верил в его благородство, великий ум; верил, что он борется за социальную справедливость, карает подлецов, помогает приличным и достойным людям, этакий Робин Гуд двадцатого века. Я ведь собственными глазами видел, как он вытаскивал людей с самого дна, а на самом деле — ни хрена подобного! Он любил власть ради самой власти, он хотел управлять всем и вся, ведь он нам даже пожениться не позволил, мы так и живем, неофициально, потому что ему так хотелось...

— Но почему? — изумился Роберт.

— А холера его знает почему. Видно, так ему было удобней. Хотя оба мы люди свободные и могли бы в любой момент...

— И вы не протестовали? — спросил Бежан.

— Протестовал. Позже. Вначале-то нет, мне и в голову не приходило, — верный слуга!

Но постепенно глаза открылись, и наконец я понял, что живу так, словно меня вообще не существует. Я хотел добиться каких-то успехов, у меня имелись способности, я старался изо всех сил, а он ни разу даже не похвалил. Только критиковал. Знаменитый фотограф, большой художник, а я вроде как ещё не дорос до славы, поэтому он брал на себя авторство всех моих работ, и я, клянусь Богом, верил, что все это — для моего же блага. Полный кретин! Деньги тоже забирал он, я же получал столько, сколько мне выделялось от барских щедрот. Ну надоело мне все это, стал я нажимать, требовать стал, захотел выпустить хоть маленький альбомчик под своим именем... О снеге альбом. Это ведь чудо, а не тема! Ну ладно, он согласился — и снова фигу, рассовал все снимки как свои. И тогда я всерьез разозлился. Но опять на расстоянии.

Одной встречи хватило, чтобы я поджал хвост и продолжал работать мальчиком на побегушках.

Как-то раз решился пойти в одно издательство, там меня приняли, взяли три карточки, но через несколько дней отказали. Я потом случайно узнал, что это он поспособствовал.

— А оружие?

— Что — оружие?

— Что-то там с оружием вы для него тоже делали?

— Все для него делал я. Оружие переделывал, такие у него были фантазии, хотел, чтобы у него все было необычное, даже замки дверные.

Там, в его доме, ни один взломщик не справился бы. Ну а я уже больше не мог, что-то внутри у меня перевернулось... В последний раз я ехал к нему со скандалом, в бешенстве, потому что он снова мне все напортил: вроде бы разрешил издаться под собственным именем, а потом фиг.

Всю дорогу я про себя ругался: хватит, довольно, уеду из страны, эмигрирую, две профессии на руках, и обе — интернациональные, не позволю больше себя угнетать. Конечно, как обычно, он меня заговорил, и снова я сидел как загипнотизированный. А тут он ещё посулил равноправное партнерство...

— Это происходило в салоне, где вы пили? — деликатно спросил Бежан.

— Там.

— И что было потом?

— А потом он потребовал, чтобы я посмотрел двустволку с укороченным дулом...

— Он впустил вас в кабинет?

— А как же иначе? Он одного меня туда впускал, ведь я же сам ему там все и оборудовал.

Но только тогда, когда никто этого не видел.

Даже его Михалина понятия не имела, что я бываю в этом священном месте. Там имелся инструмент, и много разных вещей я делал прямо у него.

— И что дальше?

— Не знаю.

— Ну, не надо глупить. Вы ведь должны были что-то запомнить.

— Да помню я, конечно помню. Но не знаю, что со мной произошло. Может, не до конца он меня заговорил или, может, слишком быстро взял в оборот.., не знаю. Он показал мне, чего хочет, я зарядил жаканами... И вдруг внутри все как взорвалось... Боже, если бы его не было на свете... Что-то такое мелькнуло в голове. Не помню даже, целился или нет, но грохнул два раза... И тут же пришел в себя.