По роскоши обстановки палата не уступала номеру пятизвездочного отеля, а цветов в ней было столько, что ими можно было заполнить Таймс-сквер.

Посеребренные бледно-розовые стены были увешаны портретами богинь. В помещении была устроена своя приемная, обозначенная широкими креслами и полированными столиками. Здесь визитеры могли поговорить или провести время, включив телевизор.

Безбрежные окна были защищены специальными экранами, ограждающими комнату от взоров любопытной прессы, которая могла бы подлететь сюда на вертолете. Но изнутри экраны были прозрачными: клиентка и ее посетители могли любоваться великолепными видами парка.

В постели, застланной бледно-розовыми простынями с белоснежной кружевной отделкой, лежала женщина, прекрасное лицо которой выглядело так, словно по нему прошелся паровой каток.

Почерневшая кожа, белые бинты, повязка, закрывающая левый глаз. Роскошные губы, благодаря которым было продано губного контурного карандаша, губной помады и блеска для губ на миллионы долларов, распухли и были вымазаны каким-то зеленоватым кремом. Роскошные волосы, ответственные за производство и продажу бессчетных баррелей шампуней, кондиционеров, бальзамов, гелей и лаков, напоминали бывшую в длительном употреблении швабру.

Единственный видимый глаз изумрудно-зеленого цвета, окруженный синяком всех цветов радуги, покосился на Еву.

– Моя клиентка глубоко страдает, – начал адвокат. – У нее стресс, она накачана препаратами. Я…

– Заткнись, Чарли. – Голос женщины на кровати звучал хрипло и натужно, но адвокат поджал губы и замолчал. – Смотрите хорошенько, – обратилась женщина к Еве. – Этот сукин сын потешился всласть. Полюбуйтесь, что он сделал с моим лицом!

– Мисс Тэн…

– Эй, я тебя знаю! Разве я тебя не знаю? – Теперь Ева поняла, почему у нее такой хриплый и шипящий голос: Ли-Ли говорила сквозь стиснутые зубы. Челюсть у нее была сломана. Должно болеть, как черт знает что. – Лица – это мой бизнес, а твое лицо… Рорк. Коп Рорка. Вот так номер!

– Лейтенант Ева Даллас. Детектив Пибоди, моя напарница.

– Стукались с ним бедрами четыре… нет, уже пять лет назад. Все выходные в Риме шел дождь. Римские каникулы! Боженька мой, ну и стояк у него! – Зеленый глаз весело подмигнул. – Тебя это смущает?

– Вы с ним стукались бедрами последнюю пару лет?

– Увы, нет. Только те незабываемые римские каникулы.

– Ну, тогда это меня не смущает. Почему бы нам не поговорить о том, что произошло между вами и Брайгерном Спигалом позавчерашней ночью?

– Хреносос гребаный.

– Ли-Ли, – кротко упрекнул ее доктор.

– Ну, извини, извини. Уилл не одобряет крепких выражений. Он меня изуродовал. – Глаз закрылся, она медленно вдохнула и выдохнула. – Господи, до чего больно! Можно мне воды?

Адвокат схватил серебряный стакан с серебряной соломинкой и поднес к ее губам.

Она втянула воду, отдышалась, еще раз потянула, потом похлопала его по руке.

– Извини, Чарли. Извини, что велела тебе заткнуться. Я не в лучшей форме.

– Ты не обязана говорить с полицией прямо сейчас, Ли-Ли.

– Ты обесточил мой телик, чтобы я не слышала и не знала, что они обо мне говорят. А мне не нужен телик. Я и без телика знаю, что эти шакалы и гиены талдычат обо всем об этом. Я хочу все прояснить. Я имею право голоса, черт бы его побрал.

Глаз заслезился, и она яростно заморгала, стараясь не дать воли слезам. Ева тут же прониклась к ней невольным уважением.

– У вас с мистером Спигалом были отношения? Интимные отношения.

– Спаривались все лето, как кролики.

– Ли-Ли, – начал Чарли, но она отмахнулась от него быстрым, нетерпеливым жестом, очень понятным Еве.

– Я тебе рассказала, как все было, Чарли. Ты мне веришь?

– Разумеется, я тебе верю.