Мефрау ван Аудейк пригляделась. Улыбнулась очаровательной улыбкой и потом сказала тихим голосом:

– Этот камень фальшивый, милочка.

– Фальшивый? – вскричала мефрау ван Дус. – Фальшивый?

Мефрау ван Аудейк посмотрела на другие камни.

– И эти другие… – она пристально наклонилась к ним и затем сказала как можно более нежно: – Эти другие… тоже… фальшивые…

Мефрау ван Дус заглянула ей в лицо с радостью. Потом сказала, обращаясь к Додди и Тео, весело:

– Ох уж ваша мама… востра! Сразу все видит!

И громко рассмеялась. Засмеялись и все остальные. Мефрау ван Дус сложила кристаллы обратно в склянку.

– Это была шутка, мефрау. Я просто хотела проверить, насколько вы разбираетесь. Поверьте моему слову: я бы вам ни за что не стала их продавать… А вот эти… смотрите!

И на этот раз торжественно, почти с религиозным пиететом она открыла другую склянку, где было всего несколько камешков; и эти она любовно выложила на черный бархат.

– Эти великолепны… для леонтина, – сказала мефрау ван Аудейк, любуясь удивительно крупным бриллиантом.

– А я вам что говорила? – спросила темнокожая дама.

И они залюбовались бриллиантами, настоящими, из «настоящей» склянки, и осторожно рассматривали их на просвет.

Мефрау ван Аудейк видела, что они настоящие.

– Но у меня правда нет денег, милая мефрау! – сказала она.

– Этот большой… для леонтина… всего за шестьсот гульденов… Очень выгодно, уверяю вас, мефрау!

– Ах нет, милочка, нет, никогда в жизни!

– За сколько же? Если вы его купите, то потом не пожалеете. Увы, ее муж раньше был большой человек. Член Совета Нидерландской Индии.

– Двести…

– Да вы что! Двести!

– Двести пятьдесят, и не больше. У меня правда нет денег.

– Но резидент… – прошептала мефрау ван Дус, заметив ван Аудейка, который после окончания судебного заседания пришел в заднюю галерею. – Резидент… он для вас купит!

Мефрау ван Аудейк улыбнулась и взглянула на искрящуюся каплю света на черном бархате. Она любила драгоценности и к брильянтам была неравнодушна.

И она подняла глаза на мужа.

– Мефрау ван Дус показывает нам столько всего красивого, – сказала она, ласкаясь.

Ван Аудейк почувствовал, как в груди у него кольнуло. Ему всегда было неприятно видеть мефрау ван Дус в своем доме. Она вечно что-то продавала: то разукрашенные батиком покрывала, в другой раз тканые туфельки, в третий раз великолепные, но очень дорогие скатерти из батика с изображением золотых цветов на желтом блестящем фоне… Мефрау ван Дус постоянно приносила что-то на продажу, постоянно имела сношения с женами прежних «больших людей», которым помогала что-то продавать за очень высокий процент. Утренний визит мефрау ван Дус всякий раз обходился ему минимум в несколько рейксдальдеров, а нередко и в пятьдесят гульденов, потому что его жена, сохраняя полное спокойствие, всегда покупала ненужные ей вещи, не утруждаясь, в своем безразличии, противиться утренней гостье. Резидент не сразу заметил склянки, но тотчас увидел искрящуюся каплю на черном бархате и понял, что стоимость этого визита не ограничится пятьюдесятью гульденами, если он не сумеет проявить великую стойкость.

– Голубушка! – испугался он. – Сейчас конец месяца, о покупке бриллиантов сегодня и речи быть не может! Да еще целыми банками! – воскликнул он в испуге, увидев, как они сверкают на столе, среди стаканов с тамариндовым сиропом.

– Ох уж этот резидент! – рассмеялась мефрау ван Дус с таким оттенком, как будто у резидента всегда есть деньги.

Ван Аудейк ненавидел этот смех. На домашние расходы уходило всегда на несколько сот гульденов больше, чем был его оклад, и он расходовал накопления, влезал в долги. Его жена не вникала в денежные проблемы, отгораживаясь от них безразличной улыбкой.

Она чуть повернула брильянт, и камень испустил яркий голубой луч.

– Он великолепен… за двести пятьдесят.

– Хотя бы за триста, милая дама…