Соль догорела, комната вновь погрузилась в темноту. Я всем телом налегла на фомку, нажала, и камень вылетел наружу. Я посторонилась, чтобы он не задел меня по ноге, когда будет падать на пол. А где же мой фонарь? Ага, вот он, лежит на каминной полке. Я схватила его, включила, направила луч в темное углубление, открывшееся на месте вылетевшего камня.

Внутри лежал большой темный предмет, похожий на слегка смятый футбольный мяч, густо оплетенный паутиной. По паутине начали разбегаться пауки.

– Ого, да это же голова, – сказала я.

– Ага. Древняя черепушка. Мумифицированная. Прелестно. Мой коллега, можно сказать.

– Но это не ее голова.

– Нет, конечно. Будь это голова Эммы, у мужа была бы еще одна уважительная причина, чтобы убить ее. На голове борода, разве ты еще не заметила?

Действительно, даже под толстым слоем паутины и пыли на подбородке черепа можно было рассмотреть остатки курчавой черной бороды.

– Где она сейчас, череп?

– Призрак благополучно восстановился. Сейчас Эмма стоит перед зеркалом. Из нее теперь торчат клочья паутины. Прелестно, прелестно! Теперь она двинулась вперед. Ей очень не нравится то, что ты делаешь с ее Источником. Она вытянула руки вперед…

Можно было, конечно, бросить вспышку, только в этой комнате мне самой некуда укрыться от пламени и ударной волны. Можно было пустить в дело рапиру, но как, скажите, держать одновременно и зеркало, и Источник, и клинок? У меня же не три руки.

Оставалось действовать так, как меня приучила работа с настоящими агентами, а именно – импровизировать.

Я отшвырнула от себя голову, и та покатилась по полу. Порыв холодного ветра всколыхнул полотнища паутины, и я поняла, что мой расчет оказался верным – призрак инстинктивно бросился к своему Источнику. В тот же миг я рванула к противоположной стене, к своей висящей на разбитом зеркале серебряной сети. Схватила ее, обернулась и в другой руке подняла свое зеркало – как раз вовремя, чтобы увидеть, что призрак разворачивается в мою сторону. Сейчас я рассмотрела призрак Эммы четко, как никогда до этого. Даже не могу вам сказать, что было ужаснее – окровавленное располосованное тело Эммы или ее жуткое, искаженное яростью и злобой лицо. Впрочем, тогда мне было совершенно не до этого. Я начала танец матадора, которому в свое время обучил меня Локвуд. Раскинув руки с зажатой в них серебряной сетью, я принялась дразнить и отгонять от себя призрак. В какой-то момент я резко опустила руки, оставшись незащищенной. Призрак хищно бросился на меня, вытянув вперед свои костлявые пальцы. Я же, точно выждав момент, отскочила в сторону и тут же швырнула серебряную сеть. Выпад оказался удачным, сеть накрыла лицо призрака.

Серебро, как всегда, сделало свое дело. Призрак Эммы сверкнул ярким пламенем и исчез. Я подняла с пола сеть, сделала пару шагов, вновь наклонилась и аккуратно накрыла серебром лежащую на полу голову. Сразу же в ушах у меня что-то щелкнуло, очистилась наполненная злобой атмосфера в комнате, все вокруг стало тихо и спокойно.

– Ну, что скажешь? – обратилась я к висевшему у меня за спиной рюкзаку.

– Неплохо, неплохо, согласен.

Я опустилась на пол, посмотрела на лежащий у моих ног сверток.

– Этот Источник… Как ты думаешь, чья это голова? И почему Эмма так была привязана к ней?

– Я думаю, эту голову она, скорее всего, украла с виселицы. В те времена многие ведьмы так поступали. Считали, что голова висельника помогает в их дурацком колдовстве. Наивные!

– Фу, вот мерзость.

– Ага… – Череп помолчал, потом задумчиво продолжил: – Болтаться на виселице с отрезанной головой… Что же этот мужик натворил, чтобы заслужить такое?

– Не знаю. Но что-то натворил, это точно.