– Французы-то знают, mon vieux[4]. Все газеты в голос твердят, что Хомейни с правительством Бахтияра никогда дел иметь не будет, потому что Бахтияр ставленник шаха, а всем, кто связан с шахом, конец. Крышка. Этот старый факир-огнеглотатель уже сто раз говорил, что не станет работать ни с кем, кого назначил шах.

– Жан-Люк, три дня назад в Абердине я виделся с Энди, – сказал Лочарт, – и он настроен оптимистично: мол, теперь, когда Хомейни вернулся, а шах сбежал, в Иране все скоро опять придет в норму.

– Во, слыхал? – просиял Скот. – Уж если кто и знает, так это Старик. Как он там, Том?

Лочарт ухмыльнулся в ответ:

– Отлично, все такой же неугомонный. – (Энди они называли Эндрю Гэваллана, отца Скота, президента и исполнительного директора компании «С-Г».) – Энди говорил, что у Бахтияра армия, флот, ВВС, полиция и САВАК, так что Хомейни придется как-нибудь договариваться. Иначе – гражданская война.

– Господи, – пробормотал Родригес, – а какого черта мы тогда вообще назад приперлись?!

– Деньги.

– Bullmerde![5]

Все рассмеялись: Жан-Люк был убежденным пессимистом. Потом Скот заметил:

– Да какая, к дьяволу, разница, Жан-Люк?! Нас ведь здесь пока еще никто ни разу не трогал, а? При всей этой кутерьме нас по-настоящему никто не пытался достать. Все наши контракты – с «Иран ойл», а это правительство, будь там Бахтияр, Хомейни или Генерал Кто Угодно. Не важно, кто у власти, им всем нужно скорее возвращаться к нормальной жизни. Любому правительству нефтедоллары нужны будут до зарезу, так что без вертолетов им не обойтись, без нас им не обойтись. Черт возьми, не идиоты же они!

– Нет, но Хомейни – фанатик, и ему на все наплевать, кроме ислама, а нефть – это не ислам.

– А как же Саудовская Аравия? Эмираты, ОПЕК тот же, ну? Они ведь мусульмане, а цену каждому баррелю знают. Да черт с ним, со всем этим, лучше послушайте! – Скот широко улыбнулся. – «Герни авиэйшн» ушла со всей территории гор Загрос и полностью сворачивает деятельность в Иране. Под ноль!

Это привлекло внимание каждого из них. «Герни авиэйшн», огромная американская вертолетная компания, была их основным конкурентом. Если «Герни» уйдет, работы прибавится вдвое, а все иностранные сотрудники «С-Г» в Иране получали зарплату по премиальной системе, которая была привязана к доходности иранских операций.

– Это точно, Скот?

– Точно, Том. У них с «Иран ойл» по этому поводу столько крику было, что только держись. В конце концов «Иран ойл» им говорит: ладно, хотите уходить – уходите, но все вертолеты переданы по лицензии нам, так что они останутся и все запчасти! Ну, «Герни» им и говорит: да подавитесь вы! Закрыла свою базу в Геше, все вертолеты законсервировала и отчалила.

– Я в это не верю, – покачал головой Жан-Люк. – У «Герни» по контрактам здесь должно быть полсотни машин, даже они не могут себе позволить просто взять и списать такое их количество.

– Все равно мы на прошлой неделе уже три рейса сделали, которые раньше обслуживала исключительно «Герни».

Жан-Люк перебил ликующие возгласы:

– А почему «Герни» вдруг ушла, Скот?

– Наш бесстрашный вождь в Тегеране думает, что у них духу не хватило, не выдержали давления или не захотели упираться. Если разобраться, Хомейни свою злобу изливает в первую очередь именно на Америку и американские компании. Мак-Ивер считает, что они спасают, что можно спасти, а для нас это просто здорово.

– Мадонна, если они не смогут вывезти свои вертолеты и запчасти, влипнут по самую макушку!

– Нам-то что гадать, зачем да почему, старина, наше дело простое: бери да летай. Если упремся и не сдвинемся с места, получим все их контракты и заработаем вдвое больше в одном только этом году.

– Tu en parles mon cul, ma tête est malade!

Они все захохотали. Даже Джордон знал, что означала эта фраза: «Скажи это моей заднице, голова-то болеет».

– Не переживай, старина, – сказал Скот.