Самым большим несчастьем для империи, которой он правил, для династии, которую он представлял, а также для него самого было то, что он находился на троне в кризисное время. Трудно представить себе человека, более неподходящего для управления страной в годы войны, когда от правителя требуется твердость, решительность, умение отстаивать свое мнение и способность взять на себя и вынести бремя ответственности за страну, чем Николай II. Трудно представить кого-то менее способного нести ответственность за судьбу 150 миллионов соотечественников, постепенно, но неуклонно высвобождавшихся от последствий крепостного рабства. Как бы сказали историки, склонные к морального рода оценкам, он не был «плохим человеком». Что гораздо хуже, он был слабым человеком, и отсюда тянулась вся цепь тяжелых и неприятных последствий, вызванных в том числе и тем упрямством, которое почти неизбежно свойственно слабым людям. Власть в его руках была «не властью, а ее бледной тенью», он легко становился жертвой влияния и давления со стороны окружающих, оставаясь при этом невосприимчивым к советам и рекомендациям, которые давались спокойно и доброжелательно. Он был глубоко религиозным и верующим человеком; однако его безграничная вера была близка к фанатичной; она не приносила ему душевный покой, а выражалась в какой-то отстраненности от окружающего мира и упрямой пассивности, что делало его фаталистом, заглушало собственное мнение и суждения, как и ослабляло способность их вырабатывать, развивало замкнутость и создавало непреодолимое препятствие в полноценном общении с окружающим миром. Ситуация усугублялась тем, что он был женат на женщине, которая хотя и обожала его, но стремилась играть в их отношениях господствующую роль. Она была еще более, чем он, склонна к мистицизму и считала своим долгом и предназначением «вселить» в Николая II мужественность и боевой настрой – те самые качества, которые были совершенно не присущи его странной и необычной натуре. В своих письмах к нему царица неоднократно называет себя «мущиной в штанах»[8] и умоляет супруга не слушать советы тех, кто предлагает умеренные шаги и полумеры. «Только дураки и трусы могли предложить тебе такое, – пишет она в одном из писем мужу в Ставку и добавляет: – Я думаю, мне пора появиться там в моих черных штанах»[9].

У Николая II было одно странное и необычное свойство: он одновременно и притягивал к себе и отталкивал. Некоторые из террористов, совершивших убийства губернаторов и других высокопоставленных официальных лиц, восходя на эшафот, взывали «к доброму сердцу и благородным помыслам государя», причем делали это не для того, чтобы заслужить помилование, а чтобы привлечь его внимание к плачевному состоянию дел в государстве. Человек, выдававший себя за убийцу Людовика XV, заявлял, что он заколол его, чтобы удостовериться, «есть ли у него сердце», а убийцы сановников Николая II, умирая, называли себя его верными подданными. «Что он за человек? – писал его дядя великий князь Николай Михайлович. – Он вызывает у меня отталкивающее впечатление, и в то же время я люблю его, поскольку он, безусловно, неплохой человек, сын своих родителей. Я его люблю по-родственному, но какая же мелкая и мерзкая у него душонка!»[10]