Чем дальше от побережья, тем более гористым становится Чумпхон. Когда мы свернули, то стали почти единоличными хозяевами дороги, пока мимо, обдав нас градом гравия, не проревела фаланга пограничной полиции. Да, определенно что-то случилось. Мы ненадолго остановились, чтобы Хитч облегчился на заправочной станции («Hawng Nam», что буквально означает «Где тут вода?»), пока я настраивал свой портативный приемник на англоязычную радиостанцию Бангкока. Сплошные американские и британские музыкальные чарты и ни слова про марсиан. Но стоило Хитчу вернуться из туалета, как бригада Королевской Тайской армии, три бронетранспортера и несколько дребезжащих хаммеров, пронеслась в том же направлении, что и местная полиция. Хитч посмотрел на меня, я – на него.

– Достань камеру из багажника, – велел он, на этот раз не улыбаясь, и вытер руку о шорты.

Впереди разворошенные холмы прорезал светлый столб то ли тумана, то ли дыма.

Я и понятия не имел, что моя пятилетняя дочь Кейтлин проснулась в дикой лихорадке, и Дженис добрых двадцать минут напрасно искала меня, прежде чем сдалась и отправилась с Кейт в благотворительную больницу.

Здешний врач был канадцем, жил в Чумпхоне с две тысячи второго года и делал вполне современные операции на пожертвования какого-то департамента Всемирной организации здравоохранения. Доктор Декстер, как звали его люди на пляже. Человек, разбирающийся в сифилисе или кишечных паразитах. К тому времени, когда он принял Кейтлин, температура у нее поднялась до сорока градусов, и малышка лишь изредка приходила в сознание.

Дженис, конечно, сходила с ума. Должно быть, она опасалась худшего: японского энцефалита, о котором мы читали в газетах весь год, или денге, убившей так много людей в Мьянме. Доктор Декстер диагностировал обычный грипп (эта зараза гуляла в Пхукете и Самуи с марта) и накачал Кейт противовирусными препаратами.

Дженис устроилась в приемной больницы и периодически пыталась дозвониться мне. Но я оставил телефон дома, в рюкзаке на полке. Она могла бы попытаться набрать Хитча, но тот не доверял открытым каналам связи; он носил только GPS-навигатор и компас, считая, что этого более чем достаточно для настоящего мужика.

Когда я заметил колонну сквозь лесную дымку, то принял ее за чеди[3] далекого Вата – одного из буддийских храмов, разбросанных по всей Юго-Восточной Азии. В любой энциклопедии, к примеру, найдется фотография Ангкор-Вата. Вы бы оценили его, если бы увидели: гробница с каменными башнями, которые выглядят удивительно естественно, словно окаменелые кости какого-то огромного тролля, брошенные в джунглях.

Но этот чеди – я рассмотрел его лучше, когда мы поднялись наверх по извилистой дороге, – был неправильной формы и неправильного цвета.

Мы въехали на гребень горы и оказались перед блокпостом королевской полиции, пограничных патрульных машин и разномастных военных на ржавых внедорожниках. Они разворачивали обратно все машины. Четверо солдат тренировались в стрельбе по древнему сонгтео марки «Хендай», наполненному кудахчущими курами. Пограничные копы выглядели молодыми, но очень недружелюбными в своих хаки и очках «авиатор», винтовки они держали так, что это действовало на нервы. Мне не хотелось с ними связываться, о чем я и сказал Хитчу.

Не знаю, услышал ли он. Его внимание было приковано к монументу – пока буду использовать это слово – что виднелся вдали.

Теперь мы могли ясно его рассмотреть. Странная штука оседлала верхнюю террасу холма, до половины скрытая туманом. Без каких-то видимых ориентиров трудно было судить о ее размерах, но, полагаю, она была не меньше трехсот футов в высоту.