Из нашего экипажа прекрасно было видно всех лошадей; они все шли так близко друг к другу, что их, казалось, можно было бы покрыть одной попоной, но на половине круга желтый цвет кэпльтонской конюшни выдвинулся вперед. Однако, прежде чем лошади поравнялись с нами, «Десборо» отстал, а лошадь полковника сразу подалась вперед и была у столба на шесть корпусов впереди своего соперника, «Ирис» герцога Бальмораля пришла плохой третьей.

– Без сомнения, это моя лошадь, – задыхаясь и проводя рукой по глазам, проговорил полковник. – Признаюсь, ничего тут не понимаю. Не пора ли открыть вашу тайну, мистер Холмс?

– Да, пора, полковник. Вы все узнаете. Пойдемте все вместе взглянуть на лошадь. Вот она, – продолжал он, когда мы вошли в ограду для взвешивания, куда допускались только владельцы и их знакомые. – Вам стоит только вымыть ей винным спиртом голову и ноги и вы убедитесь, что это – ваш «Сильвер-Блэз».

– Не могу прийти в себя от изумления.

– Я нашел лошадь у одного барышника и осмелился взять ее как раз в ту минуту, когда ее хотели спровадить.

– Дорогой сэр, вы сделали чудеса. Лошадь совершенно здорова и в полном порядке. Тысячу извинений за то, что позволил себе усумниться в вашем искусстве. Вы оказали мне большую услугу, возвратив мне лошадь, и окажете еще большую, если найдете убийцу Джона Стрэкера.

– Я уже нашел его, – спокойно сказал Холмс.

Полковник и я с изумлением взглянули на него.

– Нашли убийцу? Где же он?

– Здесь.

– Здесь? Где?

– Стоит в настоящую минуту возле меня.

Румянец гнева вспыхнул на щеках полковника.

– Я вполне сознаю, что многим обязан вам, мистер Холмс, – сказал он, – но не могу принять ваши слова иначе, как за плохую шутку или за оскорбление.

Шерлок Холмс расхохотался.

– Уверяю вас, полковник, что не считаю вас причастным преступлению, – проговорил он. – Настоящий убийца стоит за вами!

Он отошел в сторону и положил руку на блестящую шею породистого скакуна.

– Лошадь! – вскрикнули мы с полковником в один голос.

– Да, лошадь. Ее вина уменьшается, если я скажу вам, что она сделала это, защищая себя, и что Джон Стрэкер был человек, совершенно недостойный вашего доверия. Но вот звонок, а так как у меня есть маленькое пари, то отложу подробное объяснение до более удобного случая.

Вечером мы снова сидели в купэ поезда, мчавшегося в Лондон, и я думаю, что путешествие показалось полковнику Россу таким же коротким, как мне: так интересно было слушать рассказ моего друга о том, что произошло в дартмурских конюшнях в понедельник ночью и как ему удалось узнать все подробности этого происшествия.

– Сознаюсь, что все выводы, составленные много на основании газетных известий, оказались вполне ошибочными, – сказал он. – А, между тем, там были данные, которые могли бы служить указаниями, если бы их истинное значение не было загромождено другими подробностями. Я поехал в Дэвоншир с убеждением в виновности Фицроя Симпсона, хотя, конечно, видел, что против него не собрано достаточных улик.

Только тогда, когда мы уже подъезжали к дому тренера, в голове моей внезапно возникла мысль о важном значении баранины с перцем. Вы, может быть, помните, что я был очень рассеян и остался в экипаже, когда вы все уже вышли. Я удивлялся про себя, как это я проглядел такое важное обстоятельство.

– Признаюсь, я до сих пор не вижу его важности, – сказал полковник.