Ревновала ли она? Нет, не ревновала. Сесили не способна на такие глупости. Ревность – это же какое-то первобытное чувство, дикое и грубое.

Пусть он называет Грейси Робертс «дорогой» и «сладкой», в этом нет ничего удивительного, она ведь выглядит именно такой.

Вот и прекрасно! Просто чудесно!

Такой подход себя оправдал. Сесили облегченно вздохнула. Две недели она будет наблюдать за тем, как Шейн и Грейси воркуют друг с другом, две недели такой психотерапии помогут ей избавиться от ее странной навязчивой идеи. Итак, проблема решена.

Она выдавила из себя улыбку. Все правильно. Решение выглядело идеальным.

Сумки невольно вывались из ее рук, упав на пол. Ее спальная, как Сесили показалось, нисколько не изменилась за прошедшие годы. Она осталась все такой же пестрой, цветной, во вкусе девочки-подростка, какой Сесили была когда-то. Голубой, белый, лиловый – радостные светлые цвета, так поднимающие настроение. Она провела рукой по одеялу, сшитому бабушкой специально для нее, оно было украшено вышивкой из незабудок. От нахлынувших воспоминаний дыхание перехватило, глаза стали влажными, слезы подступили к горлу. Она перевела взгляд на белый комод.

На нем стояла ваза со свежими розовыми герберами, рядом с ней была фотография в серебряной рамке. Взяв фотографию, Сесили принялась ее рассматривать. Конечно, сюда ее могла поставить только Мадди. Снимок запечатлел Сесили и Митча, когда они были еще детьми. Загорелые, улыбающиеся, очень похожие друг на друга. Она в купальнике, брат в плавках, они сидели на дереве, на толстом суке, протянувшемся над водой, и болтали ногами. У них обоих был очень счастливый и беззаботный вид. Настоящие брат и сестра, не то что сейчас, когда они стали практически чужими людьми. Задумчиво погладив край рамки, поставила фото обратно на комод.

Как знать, возможно, за время пребывания здесь ей удастся опять сблизиться с Митчем. Или, по крайней мере, у нее получится сыграть роль сестры, ну хотя бы на несколько дней.

Снаружи раздался взрыв смеха. Сесили подошла к окну и осторожно посмотрела сквозь тюлевые занавески на двор. Внизу, на площадке, вымощенной новой плиткой, озаряемая лучами клонящегося вниз солнца, смеялась группа людей. Среди них был ее брат Митч. Он полулежал на стуле, вытянув свои длинные ноги; ленивые движения, расслабленная поза – все говорило о том, что он у себя дома. Он совсем не был похож на тот комок нервов, каким он был когда-то в Чикаго. Рядом с ним сидел Джеймс, самый спокойный из семейства Донованов, тот самый, что не ел даже обычный сахар-рафинад. Сейчас он пил, судя по всему, чай со льдом.

Взгляд Сесили скользнул дальше, и внезапно у нее перехватило дыхание. Шейн и Грейси сидели друг подле друга, так близко, что колени их соприкасались, их склоненные светлые головы окружало солнечное сияние, напоминавшее два ореола. Одно загляденье – настоящая влюбленная парочка. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как им хорошо и приятно вместе.

Грейси шутливо водила перед носом Шейна – вверх-вниз, вправо-влево – одним из своих суперкалорийных кексов, она дразнила его, и, судя по их улыбающимся лицам, игра им очень нравилась. Наконец Шейн рассмеялся и, ласково ущипнув Грейси, выхватил кекс из ее рук. Миг, и кекса как ни бывало. Шейн с наслаждением проглотил его.

По-видимому, он с не меньшим наслаждением был готов проглотить и саму Грейси.

Сесили быстро и внимательно оглядела Грейси. В обтягивающих ее фигуру красной майке и белых брюках та выглядела на редкость соблазнительно и сексапильно. Нет, просто сногсшибательно! Шейн был явно увлечен ею. Оценив по достоинству все ее прелести, он, конечно же, уже успел их вкусить.

Темное, нехорошее чувство, – нет, не ревности, уверяла себя Сесили, – зашевелилось в глубине ее сердца.

Шейн опустил руку на спинку стула Грейси, чуть наклонился и что-то сказал ей на ухо. Грейси звонко рассмеялась, откинув голову.

Они удивительно подходили друг другу.