Победитель получает все - Дженнифер Доусон (2014)

Некую молодую особу, пытавшуюся шантажировать сенатора, все-таки уличили в клевете, гнусная шантажистка была разоблачена, но победа досталась дорогой ценой. Сесили удалось потушить пламя грязного скандала, приписав все жажде обогащения, овладевшей юной шантажисткой. План сработал, репутацию отца удалось спасти, но Сесили никак не могла отделаться от непонятно откуда взявшегося ощущения тревоги.

Далеко не первый раз она выручала отца, столь рискованные поступки, в конце концов, приведут к печальному финалу. И перед ней возник мучительный вопрос: что же тогда станет с ней?

Она вздрогнула, как от пощечины. Как от сирены пожарной машины.

– Я горжусь тобой, Сесили. – В ее воображении тут же возник образ самодовольного отца, сидящего в своем огромном кожаном кресле в столь же огромном офисе в Вашингтоне с бокалом виски в руке. Раньше, принимая похвалу отца за чистую монету, она, образно говоря, принималась стучать хвостом от удовольствия, как маленький щенок, но теперь ясно видела, что он ее обманывает. Он нисколько не гордился ею. Этот последний план казался очень удачным, но, как смутно подозревала Сесили, не столько для нее, сколько для отца.

Как всегда, она почти ничего не выигрывала, если выигрывал отец.

Взглянув горькой правде в лицо, Сесили не утратила стойкости и решительности.

Промелькнул знак, ограничивающий скорость. Сбросив газ, Сесили стала подбирать слова благодарности в ответ на комплимент отца, как вдруг у нее невольно вырвалось нечто противоположное:

– А что, у тебя есть какие-то сомнения на мой счет?

– Сколько можно говорить об этом. Я же знаю, ты отдаешь всю себя работе, – произнес Натаниэл Райли, его покровительственный тон окончательно вывел ее из себя.

Сесили бросило в пот, машинально она понизила температуру воздуха до уровня арктического холода. Подобные приливы жара, характерные скорее для женщины в период климакса, чем для тридцатитрехлетней, усиливали раздражение. От обиды у нее перехватывало дыхание.

– Ты воспринимаешь это как нечто само собой разумеющееся, не так ли?

– А как же иначе?

«Но ведь я же твоя дочь, разве не так?» Сесили едва не расплакалась от обиды и от осознания горькой правды, слезы душили ее. А отец… он даже не заметил, как сильно она огорчена?! Это лишь увеличивало ее душевные страдания.

Она покачала головой: впрочем, какое это имело теперь значение? В сущности, никакого. А если так, то ей оставалось только одно – освободиться от власти отца. Вскинув голову, она четко и ясно произнесла:

– Иначе не может и быть. Это все, или ты хочешь еще что-нибудь сказать?

В салоне «мерседеса» повисла тишина, как будто внезапно прервалась связь. Сесили едва не вскрикнула от радости – хотя на плоской равнине Иллинойса посреди вспаханных полей абсолютная тишина вряд ли была возможна, – но звук скрипнувшего кресла разрушил ее надежды.

– Ты уже приехала туда?

Стиснув зубы, отчего боль в ее голове запульсировала с новой силой, Сесили проговорила:

– Почти. Осталось около четверти часа езды, не более.

– А твоя мать? – отрывисто спросил Натаниэл Райли.

Хотя прежней Сесили хотелось верить, что, несмотря на превозношение собственного «я» и всевозможные оправдания своей собственной вины, отец по-прежнему любит мать, у новой Сесили больше не было на этот счет никаких иллюзий.

– Она уже там.

Перед глазами промелькнул дорожный указатель «Ривайвл. 12 миль».

После похорон бабушки она ни разу не была здесь.

Внезапно у нее перехватило дыхание, слезы подступили к горлу. Сделав усилие, Сесили поборола в себе секундную слабость.

– Ясно, – отозвался отец. В машине опять повисло гнетущее молчание.