Одиссея капитана Блада. Остров сокровищ - Сабатини Рафаэль, Стивенсон Роберт Льюис (1987)

– Не только не знаком, но до сих пор был счастлив в своем неведении. Если бы это было возможно, я вообще с радостью воздержался бы от подобного знакомства.

Слабая улыбка на мгновенье скользнула по грустному лицу верховного судьи.

– Я верю вам. Вы будете иметь возможность сказать все, что хотите, когда выступите в свою защиту. Однако то, что вам хочется сказать сейчас, и неуместно и незаконно.

Блад, удивленный и обрадованный явной симпатией и предупредительностью судьи, выразил согласие, чтобы его судили бог и страна14. Вслед за этим клерк, помолившись богу и попросив его помочь вынести справедливый приговор, вызвал Эндрью Бэйнса, приказал ему поднять руку и ответить на обвинение. От Бэйнса, признавшего себя невиновным, клерк перешел к Питту, и последний дерзко признал свою вину. Верховный судья оживился.

– Ну, вот так будет лучше, – сказал он, и его коллеги в пурпурных мантиях послушно закивали головами. – Если бы все упрямились, как вот эти несомненные бунтовщики, заслуживающие казни, – и он слабым жестом руки указал на Блада и Бэйнса, – мы никогда бы не закончили наше дело.

Зловещее замечание судьи заставило всех присутствующих содрогнуться.

После этого поднялся Полликсфен. Многословно из-

14 Одна из стандартных формул английского судопроизводства.

ложив существо дела, по которому обвинялись все трое подсудимых, он перешел к обвинению Питера Блада, дело которого разбиралось первым.

Единственным свидетелем обвинения был капитан

Гобарт. Он живо обрисовал обстановку, в которой он нашел и арестовал трех подсудимых вместе с лордом

Гилдоем. Согласно приказу своего полковника, капитан обязан был повесить Питта на месте, если бы этому не помешала ложь подсудимого Блада, который заявил, что

Питт является пэром и лицом, заслуживающим внимания.

По окончании показаний капитана лорд Джефрейс посмотрел на Питера Блада:

– Есть ли у вас какие-либо вопросы к свидетелю?

– Никаких вопросов у меня нет, ваша честь. Он правильно изложил то, что произошло.

– Рад слышать, что вы не прибегаете к уверткам, обычным для людей вашего типа. Должен сказать, что никакие увиливания вам здесь и не помогли бы. В конце концов, мы всегда добьемся правды. Можете не сомневаться.

Бэйнс и Питт, в свою очередь, подтвердили правильность показаний капитана. Верховный судья, вздохнув с облегчением, заявил:

– Ну, если все ясно, так, ради бога, не будем тянуть, ибо у нас еще много дел. – Сейчас уже в его голосе не осталось и признаков мягкости. – Я полагаю, господин Полликсфен, что, коль скоро факт подлой измены этих трех мерзавцев установлен и, более того, признан ими самими, говорить больше не о чем.

Но тут прозвучал твердый и почти насмешливый голос

Питера Блада:

– Если вам будет угодно выслушать, то говорить есть о чем. Верховный судья взглянул на Блада с величайшим изумлением, пораженный его дерзостью, но затем изумление его сменилось гневом. На неестественно красных губах появилась неприятная, жесткая улыбка, исказившая его лицо.

– Что еще тебе нужно, подлец? Ты опять будешь отнимать у нас время своими бесполезными увертками?

– Я бы хотел, чтобы ваша честь и господа присяжные заседатели выслушали, как это вы мне обещали, что я скажу в свою защиту.

– Ну что же… Послушаем… – Резкий голос верховного судьи внезапно сорвался и стал глухим. Фигура судьи скорчилась. Своей белой рукой с набухшими синими венами он достал носовой платок и прижал его к губам. Питер Блад понял как врач, что Джефрейс испытывает сейчас приступ боли, вызванной разрушающей его болезнью. Но судья, пересилив боль, продолжал: – Говори! Хотя что еще можно сказать в свою защиту после того, как во всем признался?

– Вы сами об этом будете судить, ваша честь.

– Для этого я сюда и прислан.