С их первого раза проходит три недели. Рабих запускает пальцы в волосы Кирстен. Она дает понять движением головы и легким вздохом, что ей хотелось, чтобы он продолжал и, возможно, жестче. Она хочет, чтобы ее любовник намотал ее волосы на кулак и притянул к себе, она хочет немного боли. Для Рабиха это опасное развитие событий. В него заложено уважение к женщине, вера в равенство полов, убежденность, что никто в отношениях не должен преобладать над другим. Но прямо сейчас его возлюбленную, по-видимому, мало интересует равенство, да и обычные правила гендерного равновесия тоже не очень-то заботят. Зато интересуют ее и некоторые сомнительные слова. Кирстен предлагает ему обходиться с нею так, будто она ему безразлична, и оба в восторге от этого именно потому, что это противоположно правде. Такие эпитеты, как «ублюдок», «сучка» и «дрянь», становятся их тайными словечками, скрепляющими их преданность и доверие друг к другу. В принуждении в постели (обычно возникает такая угроза) больше нет риска, можно рассчитывать силу, безопасно доставляя удовольствие любовнику. Неистовство Рабиха не выходит из-под контроля, даже когда Кирстен дает ему полную власть, покорность позволяет ей ощутить свою стойкость. Детьми они оба зачастую мерились силами со своими друзьями. Удары могли сходить за забаву. Кирстен крепко колошматила своих кузенов диванными подушками, а Рабих боролся со своими приятелями на траве плавательного клуба. Во взрослой жизни, впрочем, насилие любого вида запрещено: ни одному взрослому никак не полагается использовать силу против кого-то другого. И все же в рамках игр этой парочки возникало какое-то странное удовольствие получить (неслабый) тумак, самому или самой слегка вдарить или чтоб тебе вдарили. Они смогли быть грубыми и назойливыми, они могли дойти до грани дикарства. Внутри защитного круга своей любви ни она, ни он не ощущали никакой опасности оказаться избитым или обиженным. Кирстен – женщина суровая и властная. На работе она управляет целым отделом, зарабатывает больше, чем ее любовник, она уверена в себе, она – лидер. С младых ногтей она понимала, что должна сама о себе заботиться. Однако в постели с Рабихом она теперь обнаружила, что ей нравится брать на себя другую роль, для нее это форма побега от изнуряющей ответственности повседневной жизни. Право любовника говорить, что ей в точности делать, позволяет снять с нее ответственность и освободить от выбора. Раньше такое было ей не по душе, но только потому, что большинству лезущих в боссы парней доверять нельзя: не было в них заметно, как видно в Рабихе, истинного добра и полной ненасильственности от природы (она игриво зовет его Султан Хан). К независимости она стремилась интуитивно, потому что не было рядом ни одного оттоманского властителя, который был бы достаточно сильным, чтобы заслужить ее слабость. Рабиху, со своей стороны, всю взрослую жизнь приходилось держать собственное стремление сделаться боссом в жесткой узде, и все же в глубине души он имел представление о более суровой стороне своего нрава. Внутри себя он знал, что́ для других лучше всего и чего они по праву заслуживают. В реальном мире он может быть лишенным власти мелким служащим провинциального бюро дизайна городской среды, в котором сильно подавлено желание выражать то, что он на самом деле думает, но в постели с Кирстен он способен ощутить позыв отбросить в сторону привычную для себя сдержанность и добиться абсолютного послушания – в точности как Сулейман Великолепный[14], который, видимо, добивался того же у себя в гареме во дворце из мрамора и нефрита на берегах Босфора.