Посмотревшись недавно в зеркало, Аджай заметил, что его глаза стали больше. А вот зрачки утратили прежнюю чувствительность к свету, и он как будто радовался этому, ведь теперь он мог дольше не закрывать глаза и больше видеть. Он обнаружил, что ужасно хочет видеть больше. А самым тревожным было вот что: когда он в последний раз попытался надеть старую бейсболку, она явно оказалась мала.

Он решил, что лучше об этом не думать.

Аджай взглянул на часы и торопливо направился к восточному окну. Посмотрел на тропу, ведущую к берегу мимо кладбища, и увидел на ней две фигуры: Уилла и мистера Элиота.

Аджай шире раскрыл глаза, как научился делать, фокусируясь на них, увеличивая изображение и подмечая подробности.

Он видел, как Уилл посмотрел на башню, спрятал руку за спиной старика и поднял ее.

Два пальца.

– Черт побери! – в тревоге прошептал Аджай.

Он быстро пошел за рюкзаком, который спрятал в одном из ящиков. Снова посмотрел на часы: 18:50. Через десять минут Лемюэль Клегг принесет ему ужин.

Он достал из рюкзака маленький школьный пейджер. Тот самый, который модифицировал, чтобы сервер школьной сети не мог его засечь.

– Чувствуя, что Томас может быть недостаточно внимателен к его рассказу, Лемюэль Корниш никогда не рассказывал ему о том, что его отец и «Рыцари» действительно здесь обнаружили, – сказал Франклин, когда двери снова раскрылись. – Мой отец ни слова об этом не слышал.

Франклин вывел Уилла из лифта в узкий коридор. Они спустились не на самое дно. Этот уровень Уилл видел впервые: построенный в стиле на десятилетия новее старой больницы, свежевыкрашенный, с портретами на стенах – люди в костюмах девятнадцатого и двадцатого веков; Уилл решил, что это самые выдающиеся из «Рыцарей».

– Что он был за человек? – спросил он.

– Лемюэль? Практичный. Уравновешенный. Он слишком хорошо понимал, почему его отец сбился с пути. Что за одержимостью Иена найденным под землей стоит скорее страсть и безумие, чем здравый смысл. Понимаешь, когда первоначальное воодушевление схлынуло, Иен постепенно решил, что совершил ужасную ошибку, что этот забытый город нужно закрыть и снова навсегда забыть о нем.

– Значит, Лемюэль не разделял взглядов отца, – сказал Уилл.

– Он был гораздо более уравновешенным человеком. Лемюэль выработал любопытный, но куда более осторожный подход к продолжающимся исследованиям. Например, это он придумал установить большую деревянную дверь у входа в туннель. Не для того чтобы навсегда запечатать вход, хотя его отец в это поверил, а просто чтобы отсечь нежелательных или случайных посетителей.

– Ты знаешь, кто вырезал на двери слова «Кахокия» и «Комкамез»?

– Мы точно не знаем, когда он это сделал, но полагаем, что эти слова на двери сына – последнее, что вообще сделал Иен Корниш.

– Но почему он назвал город Кахокией? Ты ведь знаешь о Кахокии в Южном Иллинойсе?

– О да. Археологический памятник индейцев. Земляные курганы с множеством объектов материальной культуры, свидетельства ранней цивилизации. Французские исследователи наткнулись на него триста лет назад. Сейчас там государственный парк с туристическими маршрутами и сувенирной лавкой, хотя в дни Иена ничего этого не было.

Но, побывав там, Иен, очевидно, решил, что его открытие здесь и то, что на юге, – части одной сети подземных городов. Причем не туземных городов, обрати внимание, а более древней цивилизации, которую давным-давно создали Иные под всем Средним Западом. Это заключение привело Иена, в его умственном состоянии, к выводу, что они когда-то были господствующим видом на планете. Это он, в свою очередь, истолковывал, – старик замолчал, рассмеялся и повернулся к Уиллу, подмигнув ему, – как свидетельство их желания вторично захватить Землю.

– Значит, вот почему там второе слово на двери, – сказал Уилл. – Ты ведь знаешь, что оно значит?