Волчья Луна - Йен Макдональд (2017)

Он снова прижимает руки к груди, чтобы пролететь под канатной дорогой на 23-м уровне.

«Сейчас».

Он выбрасывает руки вперед. Майка грохочет и хлопает на шквальном ветру. Он прячет голову в пространство между локтями, выбрасывает руки вперед. Завязанная в узлы майка надувается, словно шар. Внезапное замедление скорости – жестокая вещь. Он вскрикивает, когда напряженное плечо выворачивается из сустава. Держись держись дер… Боже боже боже земля так близко. Парашют мотает и дергает, как будто он сражается с мальчиком и хочет убить. Напряжение в предплечьях и запястьях вызывает мучительную боль. Если он сейчас отпустит майку, удар будет тяжелым и неправильным: ногами вперед, его тазовые и берцовые кости сломаются, и осколки вонзятся в органы. Держись, держись. Он кричит, он судорожно втягивает воздух от усилий и страха.

– Джокер, – выдыхает он. – Как быстро…

«Я могу оценивать, лишь исходя из…»

– Джокер!

«Сорок восемь километров в час».

Это по-прежнему слишком быстро. Он видит, куда упадет, остались всего секунды. Чистое пространство между деревьями, в парке. Люди бегут по осевым дорожкам, кто-то прочь, кто-то туда, где он, по их оценкам, ударится о землю.

«Медицинские боты отправлены», – объявляет Джокер. Эта яркая штука, такая большая и громоздкая, это что? Плоскость. Что-то торчит наружу. Павильон. Может, для музыки, для шербета или чего-то такого. Он из ткани. Это может отнять последние несколько километров в час, от которых он должен избавиться. А еще там всякие штуки, которые торчат – стойки, опоры. Если он ударится об одну из них на такой скорости, она проткнет его, словно копье. Если он ударится о землю на такой скорости, то все равно может умереть. Надо правильно распорядиться временем. Он тянет одну сторону майки-парашюта, пытаясь маневрировать, скользнуть к павильону. Это так трудно так трудно так трудно. Он вскрикивает, вывернув плечо, которое терзает мучительная боль, пробуя совершить последнее движение в сторону. Земля спешит навстречу.

В последнюю секунду он отпускает майку и силится наклониться вперед, раскинув руки и ноги, чтобы увеличить свою поверхностную площадь. Слишком поздно, слишком низко. Он ударяется о крышу павильона. Она такая жесткая, такая твердая. Мгновенная оглушительная боль, потом он прорывает крышу насквозь. Его проносит мимо всего, что оказывается внутри павильона. Он закрывает лицо руками и ударяется о землю.

Он еще не испытывал такого сильного удара. Замах кулака размером с луну вышибает из него дыхание, лишает чувств и мыслей. Чернота. Потом он возвращается, пытается вдохнуть, не может пошевелиться. Круги. Машины, лица, в некотором отдалении друзья-трейсеры, бегущие к нему.

Он вдыхает. Больно. Каждое ребро скрежещет, каждая мышца стонет. Он перекатывается на бок. Медицинские боты взлетают и зависают на своих пропеллерах. Он пытается оттолкнуться от земли.

– Нет, малый, не надо, – раздается голос из круга лиц, но ничья рука не тянется, чтобы остановить его или помочь. Он – сломанное чудо. С криком он поднимается на колени, вынуждает себя встать. Он может стоять. У него ничего не сломано. Он делает шаг вперед – тощий беспризорник в мандариновых лосинах.

– Джокер, – шепчет он, – какой была моя финальная скорость?

«Тридцать восемь километров в час».

Он сжимает кулак в знак победы, потом ноги подгибаются и он валится вперед. Руки и боты спешат подхватить его – Робсона Маккензи, мальчика, который свалился с крыши мира.

* * *

– И каково это, быть знаменитостью?