За различные преступления, в том числе экономические махинации, глав гражданского правительства судили предвзятые суды. Тех, кому повезло, казнили. Большинство, по некоторым оценкам до трех тысяч человек, отправили в концентрационные лагеря в Андах или в глубине Амазонии. Любая попытка узнать о дальнейшей судьбе этих людей влекла за собой аресты. Пресса была национализирована, и журналисты, не согласные с линией партии, отправлялись в тюрьму. Профсоюзы запретили, а уличные протесты разгоняли с применением огнестрельного оружия.

Те, кто сумел ускользнуть в первые дни хаоса – в основном представители богатых семейств, – говорили: то, что происходит с их страной, делает ужасы военной диктатуры 1960-х и 1970-х годов детской забавой.

За шесть недель Аргентина из процветающей демократической страны превратилась в полицейское государство. Объединенные Нации потрясали словесными мечами, грозили санкциями, но в основном принимали резолюции, осуждающие нарушение прав человека; правящая хунта эти резолюции попросту игнорировала.

Военное правительство немедленно усилило пограничный контроль. Воинские части отправились на границы с Боливией, Парагваем, Уругваем и Бразилией, а также к горным переходам близ Чили. Начался призыв, который, по оценкам, привел к тому, что аргентинская армия численностью превзошла армии всех остальных латиноамериканских государств вместе взятые. Бразилия, традиционный соперник Аргентины по региональному влиянию, тоже укрепила границы, и обмен артиллерийскими залпами между этими государствами стал частым явлением.

Вот в этот авторитарный кошмар Кабрильо и предстояло повести своих людей, чтобы исправить то, что по большей части было ошибкой НАСА.

Когда поступил вызов, Корпорация уже присутствовала в этом районе и следила за ситуацией. В бразильском городе Сантос, самом большом южноамериканском порту, разгружали партию угнанных в Европе автомобилей – часть прикрытия, под которым работала Корпорация. Ее корабль «Орегон» знали как грузовое судно, не имеющее постоянного маршрута; его экипаж не задавал лишних вопросов. И по чистой случайности в следующие несколько месяцев бразильская полиция будет получать сообщения о местонахождении угнанных машин. Во время транзита техническая команда Кабрильо разместила на машинах, предназначенных для серого рынка, устройства GPS. Вряд ли эти автомобили вернутся к владельцам, но с бизнесом контрабандистов будет покончено.

Основная деятельность Корпорации – притворяться, что она действует ради воровской выгоды, но не обеспечивать незаконные операции.

Центральный кран в последний раз повернулся и завис над трюмом. В свете немногих фонарей, горевших на этом редко используемом участке порта, экзотические автомобили сверкали, как драгоценности. В три ожидающих полуприцепа грузили «феррари», «мазерати» и «ауди». Рядом стоял таможенник, его карман слегка оттопыривался от конверта с банкнотами в пятьсот евро.

По сигналу матроса в трюме кран заработал, и оттуда показался ярко-оранжевый «Ламборгини-Галлардо»; выглядел он так, словно мчался по скоростному шоссе. От своего контакта в Роттердаме, где загружали машины, Кабрильо знал, что этот автомобиль угнан возле Турина у некоего итальянского графа; сам граф одолжил ее у дилера-мошенника, который заявил, что машина украдена из его демонстрационного зала.

Глядя, как «ламбо» блестит в слабом свете, Макс Хенли улыбнулся.

– Машина выглядит отлично, но что за ужасный цвет!

– О вкусах не спорят, друг мой, – сказал Хуан и махнул рукой, веля крановщику поставить последний груз на землю. Вскоре портовый лоцман должен вывести корабль.

Сверкающую машину поставили на бетон причала, и принимающие контрабандисты освободили ее от креплений, стараясь не поцарапать; Хуан согласился – цвет у машины дикий.