Стергиос тем же вечером понял, что явно недооценил Джоди. Он еще раз мысленно прокрутил то, что увидел за ужином, и ему это не понравилось. Джоди не только смогла привлечь внимание отца намеком на дорогой подарок к его дню рождения, но также преуспела в той сфере, в которой раньше у нее были одни проблемы. Теперь она вела себя как идеальная собеседница. Джоди очаровала его самых ворчливых дядюшек и быстро подружилась с молодыми женами и невестами Антониу. Стергиос про себя восхищался ее стараниями. Она медленно, но верно находила себе союзников. А он этого не мог допустить.

Стергиос стоял, прислонившись к мраморной колонне, и наблюдал за тем, как Джоди величаво, словно королевская особа, спускается по лестнице. После ужина она снова нанесла на губы ярко-красную помаду, и он понял, что ему с трудом удается оторвать от них взгляд. К ее достаточно закрытому черному платью трудно было придраться. Фасон был скромный, но материал слишком соблазнительно струился. Белая полоса зигзагом пересекала платье от плеча к бедрам. Оно идеально подходило Джоди.

– Твоя игра за ужином была безупречна, – сказал Стергиос.

Она бросила на него высокомерный взгляд.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты вела себя осторожно. Это на тебя не похоже.

Джоди остановилась на последней ступеньке лестницы и посмотрела ему в глаза.

– Я знаю, чего от меня ожидают.

– И конечно, ты осознаешь, что тебе достаточно сделать один неверный шаг, чтобы лишиться возможности восстановить отношения с семьей. Что же тебе от нас нужно? Статус? Какое-нибудь одолжение?

– Повторяю, я всего лишь хочу наладить отношения со своим отцом.

Однако Стергиос был уверен, что дело не в этом. Что могло произойти в ее жизни? Почему она так изменилась? И чего добивается от отца?

– Зачем?

Джоди нахмурилась:

– Он мой отец.

– А еще он тот человек, который выгнал тебя из дома.

Уголки ее губ дрогнули, прежде чем она отвела глаза.

– В ту ночь мы все были во власти эмоций, – тихо проговорила Джоди. – Тогда было сказано и сделано многое, о чем позже можно было только пожалеть. Настало время простить старые ошибки и жить дальше.

Стергиос приподнял бровь, услышав явно отрепетированный ответ.

– Думаешь, Грегори жалеет о том, что сделал? Думаешь, он хочет, чтобы ты его простила?

Джоди замолчала, затем посмотрела на отца, оживленно беседующего с гостями.

– Я могу говорить только за себя.

– Тебе не приходило в голову, что события той ночи как-то странно совпали с одной датой? – Стергиос скрестил руки на груди. – Он исключил тебя из своей жизни, когда тебе исполнилось восемнадцать лет.

Джоди бросила на него ледяной взгляд.

– Меня выгнала Маири. Это ее дом, и мой отец вынужден был с ней согласиться.

– В то время Грегори уже не получал алименты на тебя от твоей матери.

Стергиос говорил тихо, однако это не смягчило удар.

Джоди поджала губы:

– Ты считаешь, что отец терпел меня только из-за денег?

Стергиос не сомневался в этом. Получив полную опеку над Джоди, Грегори постоянно отсылал ее в частные школы. Пока дочь была далеко, он забывал о ее существовании. Каждый раз, когда ее исключали из очередной школы и она возвращалась в поместье, Грегори сразу давал ей понять, что это временно.

– Он не избавился от меня, как только у него появилась возможность. И восемнадцать мне исполнилось не в тот день, – напомнила она. – Если бы это было правдой, он выгнал бы меня несколькими месяцами раньше.

Стергиос знал, что причинил ей боль. Джоди не подавала виду, держалась гордо, ее голос был холодным и уверенным, но пухлые губы дрожали. Это не доставило ему никакой радости. Однако он не мог ослабить напор. Она должна уехать. Необходимо нанести победный удар.

– Всем известно, что Грегори хотел стать отцом, чтобы потом жить на алименты.

– Да, я слышала, что говорили на судебном процессе за право опекунства.