Бесследно исчезнувшая - Лиза Марклунд (2013)

Две слезы побежали по щекам из закрытых глаз клиента.

– Попытайся не плакать, – сказала точная копия мужчины с молотком. – Носовые проходы распухнут, тебе будет трудно дышать.

Клиент постарался последовать данному ему совету. Это был хороший знак. Мужчина с молотком осторожно дотронулся до ребер клиента, и тот застонал при его прикосновении. Синяк распространился вниз вдоль бока и в сторону пупка, четко обозначились места переломов под кожей.

– Сейчас мы займемся третьим, – сказал мужчина и поднял свой инструмент.

Его копия оттянула вверх веко клиента, зрачок уменьшился, когда свет попал в глаз. Рефлексы работали. Мужчина с молотком провел пальцами по груди клиента, тщательно выбрал место и нанес в меру сильный удар. Ребро сломалось с глухим, напоминавшим щелчок звуком, тело вздрогнуло. Дыхание участилось и стало поверхностным, индивид на кровати вот-вот мог потерять сознание снова.

Брат-близнец наклонился на клиентом:

– Тебе просто надо рассказать. Потом все закончится.

Глаза клиента закатились, так что виднелись одни белки. Брат-близнец крепче сжал шило в руке.

– Где Нора?

Мы стояли в саду под яблонями. Была весна, цвели деревья, яркий солнечный свет пробивался сквозь кроны. Я помню звук шмелей среди листвы. Утром прошел дождь, и его капли еще прятались в развилках ветвей. Я прижимала к себе моего малыша, ему исполнилось всего пять дней. Исака, моего первенца. Я кутала его в одеяло от ветра, а Ингемар обнимал нас обоих. Я помню ощущение нежной кожи сына на своей щеке, его запах, руки мужа вокруг моих плеч. Мы стояли там, плотно прижавшись друг к другу, все трое, и для нас тогда не существовало ничего более важного на всей земле.

Это воспоминание часто посещает меня. Когда мне надо представить картинку абсолютного счастья, я вижу себя с Исаком и Ингемаром под яблоней, ведь именно такое ощущение у меня вызывает эта сцена.

Понедельник. 13 мая

Прежде всего она обратила внимание на тишину. Собака молчала. Обычно псина стояла рядом с гаражными воротами и заходилась лаем, просто бесновалась, натягивала цепь, пока ошейник не начинал давить ей на горло, превращая ее лай в громкий хрип.

Она всегда считала эту псину немного ненормальной. Будь собака человеком, ей бы точно поставили диагноз, в этом у нее не было сомнения. Хотя собака выглядела красивой – черная блестящая шерсть, большие сильные лапы, – общую картину портили косые глаза и слишком крупные зубы. И вообще псина производила впечатление неконтролируемой и опасной. И, не услышав лая, она испытала мимолетное и неясное облегчение.

Это ощущение исчезло, когда она подошла к задней двери и обнаружила, что та не заперта. Она открыла ее беззвучно и встала в дверном проеме, почувствовала, как поток сухого, хранившего домашнее тепло воздуха ударил ей в лицо.

Каждый шорох громом отдавался в тишине. Потом она уловила запах. Он не был отталкивающим, просто каким-то чужим. Немного сладковатым и одновременно резким. Явно посторонним.

Она шагнула в чулан-прачечную и как можно тише закрыла за собой дверь. Ее беспокойство усилилось. По-прежнему было очень тихо. Она слышала, как удары ее собственного сердца эхом отдаются в голове.

Она медленно наклонилась и бесшумно сняла сапоги. Вокруг них уже натекла небольшая лужица. Рефлекторно потянулась за лежавшей на скамье тряпкой и вытерла воду. Ее домашние тапочки стояли рядом со стиральной машиной, но она почему-то не стала их надевать. Сунула перчатки в карманы пальто, сняла его, а затем вместе с шапкой и шарфом повесила на крючок рядом с задней дверью. Туда же пристроила и сумочку. И в одних носках направилась в сторону кухни. Запах усилился.

Над мойкой горел свет.