Гитлер - Марлис Штайнер (1991)

Предисловие

Предлагать вниманию читателя новую биографию Гитлера после работ таких авторов, как Конрад Хайден, Ален Балок, Иоахим Фест, Вернер Мазер и Джон Толанд (и это лишь самые громкие имена), и после вала публикаций, посвященных национал-социализму и Второй мировой войне, – в этом есть что-то от вызова. Можно даже сказать, что ни один автор не способен в одиночку написать биографическое исследование о жизни фюрера, отражающее всю специфику эпохи, ибо возможности биографии как литературного жанра не позволяют дать объемлющее толкование столь сложному феномену, как Адольф Гитлер.

К сверхизобилию материала и трудностям методологического характера добавляется еще одна проблема: с годами личность Гитлера все чаще стала восприниматься только и исключительно через призму национал-социализма. Поэтому, чтобы не упустить ничего важного, анализ необходимо вести сразу в четырех плоскостях: личностной, социально-экономической, политико-идеологической и нравственной. И наиболее усложняющим все предприятие представляется последний аспект. В самом деле, можно ли попытаться sine ira et studio[1] дать описание жизни человека, по определению не вызывающего ничего, кроме самого сурового осуждения? По идее, историк должен видеть свою задачу в том, чтобы сделать своего «героя» понятным читателю и найти разумное объяснение всем его поступкам. Но как объяснить то, что вообще не поддается рациональному осмыслению? Какими словами выразить то, что не укладывается в рамки человеческого сознания, например Освенцим? Может быть, для этого действительно нужен особый, «надчеловеческий» язык? Может быть, там, где реальность невыносима, остается лишь обратиться к метафоре?

Между тем историю не пишут «задом наперед». Поэтому и наш рассказ следует начинать не с Освенцима, а с рождения Адольфа Гитлера. Вторая мировая война и добровольное самоубийство как «конечное решение» всех проблем суть результат длительного пути, который можно и должно описать «нормальными» средствами. Этот путь включает в себя социально-экономический и политико-идеологический контекст Австро-Венгрии, царствования Вильгельма II, Веймарской республики и Третьего рейха. Само собой разумеется, все эти особенности окружающей обстановки должны быть набросаны в общих чертах, служа фоном полотну и показывая взаимодействие общества и описываемого персонажа.

Так что же в конце концов заставило меня пренебречь всеми этими трудностями и взяться за сочинение книги о человеке, самой характерной особенностью которого представляется очевидное на первый взгляд несоответствие между личной незначительностью и масштабом вызванных им катастроф? (Существует немало исследований, в которых доказывается необходимость пересмотра ряда устоявшихся оценок, в том числе касающихся интеллектуальных и политических способностей фигуры, именуемой «сплавом тривиального и экстраординарного».)