Minecraft: Авария - Трейси Батист (2018)

– Мы даем ей самые сильные болеутоляющие, какие можем в данных обстоятельствах, – сказала доктор папе, – но медсестры говорят, что девочка просыпается каждые несколько часов и пытается пошевелиться. Она на пределе безопасной дозы, поэтому сейчас бодрствует и не ощущает дискомфорта. Но ей нужен полный покой.

Я не помню, как просыпалась, не помню боль. Но, судя по ужасу в папиных глазах, он видел, как я просыпалась.

– Я хочу сказать, что мы пока не можем дать ей больше, а она бодрствует… В общем, вечер может быть трудным.

Отец кивнул, стиснул зубы и вцепился в кроватный поручень так, что, наверное, мог бы его сломать.

– Я останусь с ней на всю ночь, – сказал папа. – Ее мать приедет утром. Мы справимся.

С тем доктор Нэй ушла. Папа поправил мои одеяла. А я понемногу начала ощущать тело – и поняла, о чем говорила врач и отчего так тревожился папа. Меня словно медленно погружали в лаву. Может, кто-то подумает: «Ну какие проблемы? Пусть отожжет палец на ноге или целую ступню – я выдержу». Но боль расползалась по всему телу. Я млела от боли. Было страшно даже взглянуть на папино лицо. Он не мог ничего поделать, и я страшно злилась на него за это, а потом на себя – ведь папа ни при чем, он тоже мучается, глядя на меня.

А еще потому, что кругом виновата я.

Когда я проснулась опять, было за полночь. Папа спал в кресле, журнал лежал на груди. Папа был в носках и похрапывал. Из-за приоткрытой двери – наверное, там комната медсестер – мне на лицо падал луч света. Я по-прежнему не могла найти кнопку вызова, но, судя по всему, опять настало время принимать обезболивающее, потому что ощущение тела снова притупилось и боль стала как погасший уголь. Мне хотелось пить, но я не решилась будить папу. Он, наверное, долго не спал. Одежда вся измята, волосы совсем перепутались – обычно он аккуратно причесывался. Должно быть, папа сидел тут многие часы, если не сутки. А ведь кто-то должен был оставаться дома с Керри. Я вспомнила: папа говорил, что утром поменяется с мамой, так что, наверное, скоро он сможет отдохнуть.

Внутри себя я откровенно радовалась, что папа спит, и нельзя никого позвать. Ведь когда они поймут, что я пришла в себя и могу разговаривать, начнутся расспросы. Много расспросов. И тогда откроется, что я сделала и что во всем виновата именно я.

Кто-то закрыл свет из двери и тоненько прошептал: «Привет».

– Привет, – сумела выдавить я.

В палату вошел парнишка лет одиннадцати в пижаме с надписью Gamer 4 LIFE[1] и халате, усеянном светящимися рисунками планет.

– Кто? – прохрипела я.

Больше моя глотка не сумела выдать. Слишком больно.

– Я – Эй-Джи, лечусь в палате рядом, – сказал он, затем подошел ближе и замер, когда мой папа сильно всхрапнул.

Парнишка явно удивился, что в комнате есть кто-то еще. Эй-Джи подошел к машине с монитором и ткнул пальцем в экран. Похоже, так здесь принято общаться с пациентами. Надо самой так делать, когда случится зайти в чью-нибудь палату – если я смогу ходить, конечно.

– Я…

– Ты Бьянка Маршалл. Я знаю. Видел твою карточку, когда заходила доктор Нэй.

– Ох…

Он ухмыльнулся.

– Лонни… Элон Лоуренс, – выдавила я.

Мне это далось нелегко, уж поверьте. Эй-Джи сконфуженно покачал головой, колыхнул плотной курчавой шевелюрой.

– Нет, Бьянка – это ты, – медленно и раздельно выговорил он.

– Мой друг… мы были в машине… ему хуже… может быть…

– Хуже, чем тебе? – удивленно спросил мальчишка. – Но тебе совсем худо. Хуже, чем ты, наверное, только трупы.

Я подождала. Может, он засмеется, или ухмыльнется, или скажет: мол, пошутил. Но, похоже, он говорил правду о том, что видел перед собой. А в мою макушку вдруг пришла пронзительная боль. Да, он прав: если хуже, чем у меня, – не выживают. Если бы мне могли сказать про Лонни хоть что-то хорошее – уже сказали бы.

– Я могу тихонько залезть в кабинет к медсестрам и поискать его карточку, – предложил Эй-Джи.