Дом Картеров стоял на Спорл-роуд, недалеко от Сваффхема и выглядел, как и тысячи других домов в этой местности. Уныло, скорее даже боязливо, как будто он прятался за зеленой изгородью, чтобы нельзя было заглянуть в окна без занавесок и узнать, чем занимаются домочадцы. Мать Говарда, Марта, урожденная Сэндс, дочь местного строителя, получила этот дом в приданое и здесь же родила одиннадцать детей, о чем Говард умалчивал. Он рассказывал всем, что он из Лондона, потому что первые годы своего детства Картер провел вместе с родителями именно там, в районе Бромптон – месте, где живут хорошие люди. Но там были глухие кварталы: маленькие домишки с приземистыми мастерскими и лавочками.

Фанни и Кейт, сестры отца, были похожи друг на друга как две капли воды. К его приезду они нарядились весьма празднично: длинные черные юбки и белые блузки с рюшами. Они сели по обе стороны камина и выглядели точно фарфоровые собачки из Челси или Стаффордшира, которых обычно ставили в холлах зажиточных домов. Ко всему прочему у них был очень серьезный вид, и Говард с трудом сдерживал смех, пока не увидел отца. Глядя на него, Говард поймал себя на мысли, что в душу закрадывается дурное предчувствие.

Его отец, бородатый мужчина с шевелящимися седыми волосами на голове, больше походил на преподавателя философии из Оксфордского университета, чем на вольного художника, рисующего портреты домашних любимцев. И конечно же, он был не настолько старым, насколько выглядел. Он встал перед Говардом, сцепив руки за спиной, словно хотел обрушить грозу на младшего отпрыска, но начал свою речь сдержанно:

– Мой дорогой сын Говард, неделю назад тебе исполнилось пятнадцать лет. Я использовал этот повод, чтобы поговорить о твоем будущем.

Фанни и Кейт, которые встретили своего брата с большим уважением, поддакивали, кивая, как две монашки на воскресной прогулке. Казалось, они заранее знали, о чем будет говорить Сэмюель Картер.

– В твоем возрасте, – продолжал отец, – еще не знаешь, какую дорогу нужно выбирать в будущем. Но факт остается фактом: я не смогу вечно содержать тебя. Наступили смутные времена. Наше правительство хочет отдать за бесценок остров Гельголанд немцам. Это распродажа Британской империи.

Сэмюель Картер словно сообщил нечто совсем ужасное, и Фанни с Кейт обреченно покачали головами.

После паузы он продолжил:

– Наверное, продать тем, у кого сейчас хорошо с деньгами. Я всех расспрашивал о подходящем месте для тебя, но все напрасно. Да, грубая рабочая сила нужна в Средней Англии: обрезчик внутренностей на лондонских скотобойнях за два шиллинга в неделю, грузчик в доках за один шиллинг и шесть пенсов. Но это все не для тебя, Говард! В конце концов я обратился с расспросами к родственникам. Гарольд, племянник твоей матери в Гарвиче, заведует таможенной конторой в порту. Он готов взять тебя посыльным за два шиллинга в неделю, с пропитанием и квартирой, конечно. Это, правда, немного, да и на первый взгляд для карьеры должность неподходящая, но Гарольд считает, что с годами ты сможешь дослужиться до заведующего конторой. Я пообещал, что после окончания учебного года ты приедешь к нему.

– Посыльным, – почти беззвучно повторил Говард. Эти слова будто парализовали его. Он не мог вскочить и запротестовать, хотя и был на это способен. Злость на властного отца достигла невероятных размеров. Посыльным за два шиллинга в неделю! В голове Говарда стучали слова: «Нет, нет, нет!»

– Я надеюсь, ты примешь мое решение, – добавил Сэмюель Картер. Эти слова прозвучали как извинение, потому что реакцию сына он не мог не заметить. – Ну, скажи что-нибудь!

Говард смотрел в окно. Он молчал. Казалось, на востоке поднимается заря. Вечером на востоке? Говард поднялся и открыл окно.

– Пожар! – взволнованно закричал он. – Что-то горит в Спорле! – Он бросился прочь из дома.