Он простился с ними и, опустив голову, усиленно размышляя, поплелся в амбулаторию – полуразвалившееся деревянное строение, стоявшее у самого въезда в аллею, которая вела к дому Пейджа.

Войдя туда, Эндрю зажег газ и принялся шагать из угла в угол между пыльными полками, заставленными синими и зелеными бутылями, ломая голову все над той же задачей, ощупью доискиваясь правильного решения. В картине болезни не было ничего симптоматического. Да, это, должно быть, простуда.

Но в глубине души Эндрю знал, что это не простуда. Он застонал от отчаяния, испуганный, сердясь на себя за беспомощность. Он видел, что придется отложить пока постановку диагноза, выждать некоторое время. В клинике профессора Лэмплоу для таких темных случаев имелись изящные карточки с тактичной надписью: «Pyrexia[1] неизвестного происхождения». Такой диагноз был и точен, и вместе с тем уклончив, ни к чему не обязывал и при этом звучал замечательно научно!

В полном унынии Эндрю достал из ящика под аптечной стойкой шестиунцевую склянку и, озабоченно хмурясь, начал составлять жаропонижающую микстуру. Spiritus aetheris nitrosi, салициловый натр – куда это запропастилась салицилка, черт бы ее побрал? Ага, вот она где! Он пытался утешить себя тем, что все это превосходные средства, которые непременно должны снизить температуру и принести больной пользу. Профессор Лэмплоу часто говорил, что нет другого такого ценного лекарства, как салициловый натр.

Он только что успел приготовить микстуру и с чувством некоторого удовлетворения надписывал сигнатурку, когда звякнул колокольчик, дверь с улицы отворилась, и в амбулаторию вошел невысокий, коренастый, весьма плотный и краснолицый мужчина лет тридцати, а за ним собака. Некоторое время никто не нарушал молчания. Пес, черно-рыжий, какой-то смешанной породы, присел на испачканные грязью задние лапы, а его хозяин, в накинутом на плечи мокром клеенчатом плаще, из-под которого виднелись поношенный костюм бумажного бархата, длинные чулки шахтера и подбитые гвоздями башмаки, разглядывал Эндрю с головы до пят. Когда он заговорил, в тоне его звучали вежливая ирония и раздражающая благовоспитанность.

– Я, проходя мимо, увидел свет в окне. И решил заглянуть к вам и познакомиться. Я Денни, помощник почтенного доктора Льюиса Л. О. А. Это означает, если вы этого не знаете, «лиценциат Общества аптекарей» – самое высокое из званий, известных Богу и людям.

Эндрю посмотрел на него несколько недоверчиво. Филип Денни закурил сигарету, вынутую из смятой бумажной пачки, бросил спичку на пол и без церемонии подошел ближе. Он взял в руки бутылку с лекарством, прочитал рецепт и указание насчет способа употребления, откупорил, понюхал, потом опять закрыл бутылку пробкой и поставил ее на место. Его угрюмое красное лицо смягчилось и выразило одобрение.

– Превосходно! Вы уже приступили к работе! «Через три часа по столовой ложке». Боже милостивый, как приятно встретить опять эту излюбленную стряпню, этот кумир всех докторов! Но, доктор, почему через три часа, а не три раза в день? Разве вам не известно, что по строго ортодоксальным правилам столовая ложка лекарства должна проходить через пищевод три раза в день? – Он сделал паузу, в его напускной серьезности еще сильнее чувствовалась мягкая насмешка. – Теперь скажите мне, доктор, что сюда входит? Spiritus aetheris nitrosi, судя по запаху. Замечательная вещь! Прекрасно, мой милый доктор, прекрасно. Это и мочегонное, и ветрогонное, и укрепляющее, и его можно хлебать хоть целыми ушатами. Помните, что сказано в красной книжечке? В сомнительных случаях прописывайте Spiritus nitrosi. Или это говорится о йодистом калии? Ба, да я, кажется, забыл некоторые очень важные вещи!

В деревянном сарае снова наступило молчание, нарушаемое только стуком дождя, барабанившего по железной крыше. Неожиданно Денни рассмеялся, забавляясь растерянным лицом Эндрю, и сказал насмешливо: