Людо и звездный конь - Мэри Стюарт (1974)

Людо видел дорогу к верхнему пастбищу только потому, что она шла между двумя рядами елей, которые высились по бокам снежными стенами. Снег был глубоким и мягким, и даже в снегоступах Людо проваливался при каждом шаге. Если тебе доводилось идти по глубокому снегу, ты знаешь, как это трудно, а такого глубокого снега я у нас в Шотландии отродясь не видела. Людо и рад был поспешить, да не выходило, так что он брел медленно, утопая в снегу. Вряд ли мальчик смог бы уйти далеко, даже если бы захотел. Он всего-то и добрался что до пригорка над домом, а пот уже тек с него градом, и грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Людо напряженно всматривался в разные стороны.

Ренти нигде не было видно. Не было видно и отца, идущего из дома дяди Францеля в Оберфельде.

Людо стоял и размышлял, как быть. Он часто делал глупости, и тогда люди говорили: «Что вы хотите от Людо? Он не самый смышленый мальчик в округе». А могут сказать что и похуже. Еще обвинят его в побеге Ренти! Людо следил за веревками и сбруей, и если Ренти погибнет, то виноват будет он, Людо. Что ж, если идти вслед за Ренти нельзя, по крайней мере, можно спуститься в деревню и сообщить обо всем отцу. Скажет ли отец: «Ты очень правильно поступил, Людо», или все будут качать головой и ворчать: «Принесла нелегкая этого Людо, путается под ногами, мешает отцу, когда его тетя Анна так больна»?

Людо стоял и размышлял о собственной глупости и о том, какая холодная выдалась ночь. А еще о Ренти с его хромой ногой и о том, что едва ли конь доживет до утра. Размышлял и плакал, и слезинки на его щеках превращались в сосульки.

Глава 3. Падучая звезда

Может быть, из-за слез, которые застилали глаза и капали на теплый шарф, и носа, который Людо приходилось утирать влажной варежкой (а всякий знает, как это неприятно), а еще чувства беспомощности, когда понимаешь, что виноват и ничего нельзя исправить, но Людо не сразу заметил, когда случилось нечто удивительное. Он стоял и оплакивал старину Ренти, один посреди морозной зимней ночи, радуясь, что никто не видит его слез и не станет дразнить неженкой – или нюней, как сказали бы в мои времена, – за то, что он плачет над старым конем. Ему еще предстояло понять, что глупо стыдиться слез, особенно если ты провинился перед несчастным животным, которое не может за себя постоять.

Людо стоял и плакал, а вокруг простиралась долина, укутанная толстым снежным покрывалом, над долиной вставал лес, а над лесом сквозь метель, которая по-прежнему бушевала наверху, сверкали горные пики, а еще выше на черном-пречерном небе сияли звезды, заливая снега тусклым серебристым светом. И вдали, под высоким обрывом, который местные жители называли Егерсальпом, медленно двигалось темное пятнышко.

Чудо, что Людо вообще его заметил. Он вытер глаза тыльной стороной мокрой варежки и уже хотел повернуть к дому, когда черное пятнышко на белом фоне привлекло его взгляд. Мы с тобой заметили бы только движущуюся точку, но Людо, привычный к горным просторам и зоркий, как птица – а как ты знаешь, птицы самые зоркие создания на свете, – сразу понял, что это Ренти. Он разглядел, что пятнышко напоминает коня и движется подобно коню, который по грудь в снегу преодолевает снежную равнину.

Ты удивишься, но слезы на лице мальчика мгновенно высохли, а в горле перестало першить. Приложив ладони ко рту, Людо издал долгий йодль, который, словно звук охотничьего рожка, разносится далеко над горами. Так он обычно звал коров на летнем пастбище. Звук долетел до Егерсальпа и эхом вернулся к Людо.

И Ренти услышал его. Конь остановился. На таком расстоянии даже Людо не смог бы этого разглядеть, но он был уверен, что конь поднял голову и оглянулся. Затем снова уронил голову на грудь и всем весом навалился на снег, пробивая дорогу к Егерсальпу.

И тут случились сразу два события.