— Ага, я еще не растерял родительское чутье, — проговорил папа.

— Не воображай, что ты такой ужасно умный! — передразнила его Хедли и, обращаясь к Шарлотте, прибавила: — Наверняка у вас получится лучше.

Папа обнял жену за плечи и поцеловал ее в макушку.

— Не сомневаюсь!

Уходя, Хедли услышала, как папа принялся рассказывать гостям разные истории из детства своей дочери и то, как он всегда успевал прийти на помощь в нужный момент. Заметив, что она оглянулась, папа прервал свой рассказ на полуслове и подмигнул ей. Его руки были широко разведены в стороны — видимо, он наглядно показывал величину какой‑нибудь рыбины, или расстояние до края поля, или еще какую‑нибудь подробность очередной притчи из прошлого.

Оказавшись за дверью, Хедли на минутку прислонилась к стене. Она словно вынырнула из сновидения. Рядом ходили люди в джинсах и кроссовках, а у нее в ушах все еще звучала музыка, и от этого мир вокруг казался слишком ярким и чуточку нереальным. Хедли вышла через вращающуюся дверь на улицу и глубоко вдохнула прохладный воздух, наслаждаясь поднявшимся ветерком.

Каменная лестница перед отелем выглядела до смешного пафосной, будто вход в музей. Хедли отошла в сторонку и попыталась найти место, где можно было бы присесть. Только теперь она заметила, что ее ноги вот‑вот отвалятся, а в голове пульсирует боль. Все тело налилось свинцовой тяжестью. Хедли уже не помнила, когда в последний раз спала. Она попробовала сообразить, который сейчас час в Коннектикуте, но цифры на часах расплывались, а мозги отказывались работать.

В мобильнике высветилось новое сообщение от мамы. У нее радостно замерло сердце. Такое чувство, как будто они были в разлуке не один день, а гораздо дольше. Не важно, утро дома или вечер… Хедли набрала номер и, зажмурившись, выслушала протяжные гудки.

— Ну наконец‑то! — раздался в трубке мамин голос. — Просто какие‑то телефонные кошки‑мышки.

— Мам, — прошептала Хедли, опираясь лбом на руку. — Скажешь тоже!

— Так хотелось с тобой поговорить! Я ужасно соскучилась, — проговорила мама. — Как ты? Который у вас час? Как там? Хедли глубоко вздохнула и вытерла нос.

— Мам, прости, что я тебе всякого наговорила. Когда уезжала.

— Ничего, — ответила мама после секундной паузы. — Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь.

— Не думаю!

— И знаешь, я тут поразмыслила…

— Да?

— Зря я тебя заставила туда поехать. Ты уже не маленькая, можешь сама принимать решения. Не надо было мне тебя уговаривать.

— Нет, мам, я рада, что ты меня уговорила. Как ни странно… получилось нормально.

Мама, негромко присвистнув, произнесла:

— Правда? А я была уверена, что ты захочешь вернуться раньше, чем мы договаривались.

— Я тоже, — ответила Хедли. — А все оказалось не так уж и плохо.

— Расскажешь?

— Расскажу, — проговорила Хедли, яростно сражаясь с зевотой. — Только день был такой длинный…

— Надо думать! Скажи пока одно: как платье?

— Мое или Шарлотты?

— Ого! — засмеялась мама. — Значит, она от «той англичанки» доросла до «Шарлотты»?

Хедли улыбнулась:

— Вроде того. Вообще‑то она хорошая. И платье красивое.

— С папой у тебя как? Все наладилось?

— Поначалу были кое‑какие трения, но сейчас все нормально. Наверное, даже хорошо.

— А что случилось поначалу?

— Это тоже долгая история. Я тут исчезала ненадолго.

— Ушла от них?

— Так получилось.

— Представляю, как обрадовался папа. А куда ты ходила?

Хедли закрыла глаза, вспоминая папины слова про Шарлотту, которая специально говорит о чем‑нибудь, чтобы это сбылось.

— Я тут в самолете познакомилась с одним мальчиком.

Мама засмеялась:

— Вот это уже другой разговор!

— Я ходила к нему, только получилось все ужасно, и я его больше никогда не увижу.

В трубке — тишина, а потом снова раздался мамин голос, только теперь он звучал мягче.