– Я имел в виду другое – я не считаю, что ты слишком много плачешь, просто я страшно огорчен. Ты такая хорошенькая, когда улыбаешься…

– Хочешь что-нибудь выпить?

Я кивнула.

– Подождем, пока вино немного согреется, не станем портить впечатление… А пока, может, налить тебе «Bushmills»?

– Нет, спасибо.

– Почему?

– Не люблю виски.

– Несчастная! О чем ты говоришь! На вот, давай-ка попробуй…

Он поднес стакан к моим губам, и его виски показалось мне омерзительным. Я несколько дней ничего не ела и сразу опьянела. Нож скользил по луковой шелухе, затылок отпустило. Сейчас отрежу себе палец. Мне было хорошо.

– Ну как, оценила? Это мне Патрик Френдалл подарил бутылку на шестидесятилетие. Ты помнишь Патрика Френдалла?

– Э-э… нет.

– Ну как же, ты видела его здесь, разве не помнишь? Огромный мужик с длиннющими руками…

– Тот, что подбрасывал Люси в воздух, пока ее чуть не стошнило?

– Точно, – подтвердил Пьер, подливая мне еще.

– Да, помню…

– Я очень его люблю и часто о нем думаю… Странно, но я считаю его одним из лучших друзей, хотя мы едва знакомы…

– А у вас есть лучшие друзья?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так… Просто… Откуда мне знать. Вы ведь никогда не говорили о своих друзьях.

Мой свекор старательно резал морковь кружочками. Всегда забавно наблюдать за мужчиной, который впервые в жизни готовит еду. Ох уж эта мне манера точно следовать рецепту, будто Жинетта Матио – верховная богиня кулинарного искусства!

– Здесь написано «нарезать морковь кружочками средней толщины». Думаешь, так нормально?

– Просто безукоризненно!

Я смеялась. Затылок был невесомым, и голова свободно болталась туда-сюда.

– Спасибо… Так на чем мы остановились? Ах да, на моих друзьях… Вообще-то у меня их было трое… Патрик, с которым я познакомился во время путешествия в Рим. Благотворительная поездка от прихода… Впервые без родителей… Мне было тогда пятнадцать. Я не понимал ни единого слова из того, что говорил этот ирландец в два раза выше меня ростом, но мы с ним сдружились мгновенно. Его воспитывали самые фанатичные католики на свете, я только-только выбрался из-под семейного пресса… Два щенка, отпущенные на свободу в Вечном городе… Всем паломничествам паломничество!

Вспоминая, он и сейчас дрожал от возбуждения.

Он бросил в жаровню лук, морковку и копченую грудинку – пахло очень вкусно.

– А потом Жан Терон – ты его знаешь – и мой брат Поль, которого ты никогда не видела, потому что он умер в 56-м…

– Вы считали брата лучшим другом?

– Даже больше… Насколько я тебя знаю, Хлоя, ты бы в него просто влюбилась. Он был умный и забавный, внимательный к окружающим и всегда веселый. Он рисовал… Завтра я покажу тебе его акварели, они у меня в кабинете. Он знал, как поют все птицы на свете. Любил подшутить, но всегда беззлобно. Он был очаровательный парень. Действительно, очаровательный. Все его обожали…

– От чего он умер?

Мой свекор обернулся:

– Отправился в Индокитай. Вернулся оттуда больным и полусумасшедшим. Умер от туберкулеза 14 июля 1956 года.

– …

– Как ты понимаешь, после этого мои родители больше никогда не смотрели военные парады. Балы и фейерверки для них тоже перестали существовать.

Он добавил мясо в жаркое и начал переворачивать куски, чтобы подрумянились.

– Хуже всего то, что он пошел добровольцем… Он тогда был студентом. Блестяще учился. Хотел работать в ONF[2]. Любил деревья и птиц. Он не должен был туда ехать. Не было никаких на то причин. Никаких. Поль был человеком мягким, пацифистом, он цитировал Жионо[3], он…

– Так почему же он поехал?