Маленькая страна - Гаэль Фай (2016)

Cet ouvrage a bénéficié du soutien des Programmes d’aide à la publication de l’Institut français

Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© Éditions Grasset & Fasquelle, 2016

© Н. Мавлевич, перевод на русский язык, 2018

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2018

© ООО “Издательство Аст”, 2018

Издательство CORPUS ®

* * *

Жаклине

Пролог

Не знаю толком, с чего все это началось.

Хотя папа еще давно, когда однажды мы все ехали в пикапе, объяснял:

– В Бурунди, как в Руанде, есть три народности, говоря по-научному, этнических группы. Самая большая – хуту. Они невысокие и носатые.

– Как Донасьен? – спросил я.

– Нет, Донасьен – заирец, это не то. А вот как, например, Протей, наш повар. Другая группа – тва, или пигмеи. Но они, можно сказать, не считаются, их слишком мало. И третья – тутси, как ваша мама. Их гораздо меньше, чем хуту, они высокие, с тонкими носами, и никогда не знаешь, что у них в голове. Ты, Габриэль, – он ткнул в меня пальцем, – настоящий тутси, никогда не знаешь, что ты думаешь.

На этот раз я и сам не знал, что думаю. Что можно думать о таких вещах? И я спросил:

– Тутси и хуту воюют из-за того, что у них разные территории?

– Нет, они живут в одной стране.

– Тогда из-за того, что у них разные языки?

– Нет, они говорят на одном языке.

– Может, у них разные боги?

– Нет, бог у них один и тот же.

– Ну так из-за чего они воюют?

– Из-за того, что у них разные носы.

На этом разговор окончился. Все-таки странная история. По-моему, папа и сам не очень понимал, в чем дело. Но с того дня я начал обращать внимание на рост и форму носа каждого встречного. Когда нас с сестренкой Аной брали в центр города и водили по магазинам, мы втихомолку гадали, кто хуту, а кто тутси. Шептались между собой:

– Вон тот, в белых штанах, наверняка хуту – он маленький, с толстым носом.

– Ага, а этот, в шляпе, длинный, тощий и с тоненьким носом, – тутси.

– А вон еще хуту – в полосатой рубашке.

– Нет, посмотри: он худой и высокий.

– Да, но какой толстый нос!

Как-то не очень верилось в эти этнические объяснения. К тому же папа подобных разговоров не любил. Нечего детям, говорил он, соваться в политику. Мы бы и рады, да никак не получалось. День ото дня нагнеталась какая-то странная атмосфера. Даже в школе ребята то и дело ссорились и обзывали друг друга хуту или тутси. Когда показывали “Сирано де Бержерака”, кто-то сказал: “Глядите, он тутси – нос-то какой!” Изменился сам воздух. И это чуял каждый, какой бы нос у него ни был.

Желание вернуться – вечное мое наваждение. Не проходит и дня, чтобы та страна хоть как-то не напомнила о себе. Неясный звук, легкий запах, закатный свет, чей-то жест или просто молчание – любая малость может разбудить память о детстве. “Ты ничего там не найдешь, кроме руин и призраков”, – твердит мне Ана. Она и слышать не желает о “проклятой стране”. Я слушаю ее. Я верю ей. Она всегда была разумнее меня. И гоню прочь эту мысль. Твердо решаю никогда туда не возвращаться. Я живу тут. Во Франции.

Но по-настоящему мне не прижиться нигде. Прижиться где-то значит телесно слиться с этими местами, с каждым оврагом и пригорком. Тут – ничего подобного. Тут я не житель, а жилец. Тут я располагаюсь, проживаю, квартирую. Мое жилище служит мне ночлегом и выполняет чисто прагматичные задачи. Оно пахнет свежей краской и новым линолеумом. Соседи – совершенно незнакомые люди, мы приветливо избегаем друг друга на лестнице.