— Посмотри, кто там, — распорядилась мадам де Брекур. Но Маргарита даже не успела выйти из будуара — на пороге появился лакей и известил о приезде господина де ла Рейни. И тут же дамы услышали быстрые шаги по лестнице. Как видно, гость не сомневался, что его примут.

— Можно подумать, вас привело ко мне что-то необычайно срочное, друг мой, — такими словами встретила графиня господина де ла Рейни, направляясь ему навстречу. На правах старой дружбы она взяла главного полицейского за руку, обойдясь без формальных любезностей, подвела к канапе и усадила рядом с собой.

— Говорите же, что случилось. Невозмутимый господин де ла Рейни улыбнулся.

— Да это правда, я очень спешу. Но не настолько, чтобы не поцеловать вам руку!

Графиня тотчас протянула ему свою прекрасную белоснежную руку.

— Сделайте милость. А не хотите ли выпить чего-нибудь горячего? На улице сегодня ужасно холодно.

— Вынужден повториться: холодно, но не настолько. Однако бокал испанского вина выпил бы с удовольствием.

Только давнее знакомство давало право графине де Брекур на такую непринужденность в разговоре с человеком, которого сам король облек властью карать любые преступления и избавлять Париж от общественных пороков. Де ла Рейни боролся с преступностью раскаленным железом, но умел надевать и бархатные перчатки, когда чуткая совесть ему подсказывала, что в этом есть необходимость. Родиной семьи де Фонтенак была Гиень, там во времена Фронды они и познакомились с де ла Рейни, который был назначен правителем этой области. Безгранично преданный юному королю, он вел борьбу с мятежным парламентом Бордо и принцем Конде[9], укрепившемся в городе. Затем он стал помощником герцога Эпернонского, когда тот управлял Бургундией, потом переехал в Париж и купил там должность докладчика в Государственном совете. Его заметил Кольбер[10], отличил и порекомендовал королю как человека, который мог бы навести порядок не только в городской полиции — если считать, что она существовала в Париже, — но и на улицах города, где опасно было находиться не только ночью, но и днем. Положение Рейни было настолько прочным, что позволяло ему отчитываться только перед королем и его первым министром. Это означало его полную независимость от судей и чиновников. Ему исполнилось пятьдесят три, он был высок ростом, прям, худ и жилист. Черты лица говорили о благородном и серьезном характере, впрочем, без педантства и занудства. Выдающийся вперед подбородок свидетельствовал о силе воли. Нос с небольшой горбинкой, широко расставленные проницательные глаза темно-карего цвета, густые каштановые волосы — все подтверждало его аристократизм и мужественность.

— Надеюсь, вы наконец скажете мне, что привело вас в мой дом? — полюбопытствовала мадам де Брекур после того, как им подали вино и они отпили по глотку.

— Этой ночью к вам прибыла ваша племянница, мадемуазель де Фонтенак, не так ли?

— Но... Как вы об этом узнали? — воскликнула графиня, даже не пытаясь скрыть своего изумления. — Я понимаю, что вы самый осведомленный человек во Франции, но не подозревала о вашем даре ясновидения.

— Все на самом деле гораздо проще: мой кузен, молодой человек по имени Альбан Делаланд, — уже и сейчас один из лучших моих помощников, следователь от Бога, встретил ее, когда она заблудилась, посадил на лошадь и привез к вам.

— Ах, вот оно как! Так передайте ему мою благодарность и...

— Прошу меня извинить за то, что вас прерываю, но меня привело к вам вовсе не желание услышать вашу благодарность. У молодого человека сложилось впечатление, что юная особа сбежала из сен-жерменского монастыря урсулинок.

— Да, и у нее были для этого самые серьезные основания: ее мать пожелала, чтобы она приняла постриг и навсегда осталась в стенах монастыря. И если вы приехали затем, чтобы забрать ее у меня и водворить обратно к урсулинкам, то это невозможно, и мы даже не будем об этом говорить. Де ла Рейни рассмеялся.