Тира оглядела крохотное жилище, где они обитали уже несколько недель: единственная комната со стенами и полом из старого дерева коки, арочный потолок, обитый ротанговой циновкой, окна со ставнями на три стороны, а у четвертой стены – ванна под открытым небом, мини-раковина, выложенный кафелем угол, где есть душ, и ниша с унитазом. Снаружи к двери ведет узкая лестница, врезанная в ствол дерева. Все миниатюрное – жизнь из маленьких шажков и нежных выражений.

Прежний владелец, камбоджийский архитектор, учившийся в Таиланде, строил этот дом как студию-ритрит, где можно спокойно поработать, скрывшись от городской суеты. Возведенное в углу участка под огромным узловатым манговым деревом, с колоннами, выкрашенными в ровный земляной оттенок, строение напоминало увеличенный домик для духов, где мечас тик мечас дей, эти невидимые хранители воды и земли, могут укрыться от стремительной застройки полуострова.

Тира открыла другое окно. Солнечные лучи хлынули в комнату, желтым ковром покрывая пол, где ночью они расстилают циновки для сна – большую для них с Нарунном и маленькую для Ла, разделяя спальные места деревянной ширмой. Слышно было, как Нарунн и Ла чем-то заняты в выложенном терракотовой плиткой патио: их голоса смешивались с музыкой ветра, которую они решали, куда повесить – на одну из балок или на молодое деревце поблизости?

– Па-Ом, а может, тут, под окошком Ма-Миенг? Чтобы она слышала, когда будет писáть…

Папа-дядюшка, мама-тетушка – так малышка сама решила их называть. Всякий раз при этом обращении что-то в Тире разлеталось на миллион осколков, чтобы снова слиться воедино, сделавшись больше и цельнее.

– Да, – ответил Нарунн, понизив голос. – Так Ма-Миенг никогда не заблудится. Услышит музыку ветра и вернется из своего полета.

У Ла вырвался сдержанный радостный смех, будто они затевали какую-то хитрость. Тира слышала, как Нарунн и Ла идут в пристройку и возятся в ней, ища лестницу и инструменты.

Присев за письменный стол, девушка открыла свой дневник. Стол и стул были единственной мебелью в маленьком доме – прощальный подарок архитектора, узнавшего, что Тира пишет книгу. Слева, у двери в ванную, есть шкаф, в котором как раз хватает места для одежды и предметов первой необходимости. Справа узкие навесные полки с книгами и сувенирами тянутся по стене до окна. Остальные вещи хранятся в отеле, куда Тира водит Ла поплавать. Она уже убедилась – им нужно совсем немного, но Нарунн во время их традиционной прогулки на рассвете заявил, что хочет что-то попросторнее – «нормальный человеческий дом, а не этот прелестный скворечник». У него хватило сбережений начать стройку, и Нарунн даже заручился помощью великодушного архитектора, обещавшего разработать проект и собрать команду из местных ремесленников и строителей. Квартиру в Белом Здании Нарунн сохранил как свою клинику, чтобы принимать больше пациентов. А еще он подал заявление на место стажера в интернациональной команде судмедэкспертов, готовивших материалы для возможного трибунала. Это в перспективе, объяснил он, но, если понадобится, он всегда может устроиться в государственную больницу. Пусть Тира не волнуется, заверил он, будто читая у нее в душе. Он уже понял, что единственное средство против ее волнения – ничего не просить и ничего от нее не ожидать, не требовать никаких обязательств и вообще ничего, что может показаться обременительным. Он сказал, что сам будет присматривать за Ла. Малышка для него подарок судьбы, и он благодарен, что именно к нему обратились с просьбой защитить эту маленькую жизнь. Про себя он часто гадал, кто так и не родился у его матери, задохнувшись в утробе, – мальчик или девочка. Подождав, пока Ла убежит вперед и не сможет их слышать, Нарунн сказал:

– Не знаю, как там получится, вернешься ты в Америку или останешься здесь, но знай, у тебя здесь есть дом и семья, которая тебя ждет.