Руди посмотрел на часы. Десять минут, как Фабио ушел. Он встал и подошел к стульям вокруг очередного стеклянного кофейного столика. На нем были разбросаны польские лайф-стайл-журналы, он сел и пролистал один, качая головой над рецептами блюд. Взглянул на свой пропуск посетителя, висящий на шее на шнурке. Рокко Сиффреди. Снова покачал головой.

Прошло еще десять минут. Дверь открылась. Руди поднял глаза от журнала, ожидая увидеть Фабио, но в проеме стояли двое бритых мужчин в одинаковых костюмах, с беспроводными наушниками. Шеи ни у одного из них не было, и, судя по внешности, они давно злоупотребляли стероидами.

Руди нерешительно улыбнулся.

* * *

Они были очень вежливы. Забрали его одежду. Посадили в камеру, представлявшую собой четырехметровый бетонный куб без окон, в котором единственной примечательной деталью был сток посреди пола и пузырь из укрепленного стекла на потолке, скрывавший не выключавшийся источник света.

Руди долго сидел на полу. Когда голым ягодицам становилось слишком холодно, он вставал и обходил камеру. Он потерял счет времени, но не волновался. Это же все испытание.

Он отчитал самого себя за то, что сразу не догадался. Это же полная ерунда – что Фабио просто проведет его через границу безо всякой подготовки. Следовательно, это испытание. Полная ерунда, что такой человек, как Фабио, мог уболтать пограничников. Следовательно, пограничники участвуют в постановке. Полная ерунда, что Фабио мог разгуливать по консульству Линии без помех. Следовательно, в постановке участвуют все. Как в Ситуации с кузеном Макса, все это испытание выдержки и характера. Руди оставалось только сидеть и ждать, когда оно закончится и он сможет вернуться в «Ресторацию Макса».

Так он думал вплоть до того момента, когда служба безопасности Линии стала пытать его водой.

* * *

В какой-то момент ему выдали оранжевый комбинезон, но он не понял, что это, и ему помогли его надеть. Потом ему помогли, довольно заботливо, дойти по коридору до комнатушки со столом и тремя стульями. На одном стуле уже сидел мужчина неопределенного возраста в обычной одежде. Руди предложили сесть за стол напротив. Третий стул занял кто-то большой и без чувства юмора.

Руди и человек неопределенного возраста долго смотрели друг на друга. У Руди болели ноги, он до сих пор трясся и временами ощущал головокружение.

– Меня зовут Каунас, – сказал в конце концов человек средних лет.

– Это не имя, – сказал Руди через разбитую губу. – Это город.

Каунас снова надолго замолчал. У него было жесткое лицо и седеющие русые волосы, зачесанные со лба. Наконец он спросил:

– Как с вами обращались?

– Меня пытали, – ответил Руди. – Сами на меня посмотрите.

– Где Фабио? – спросил Каунас.

– Он ушел посоветоваться с коллегой дальше по коридору, – сказал Руди. – Какой сегодня день?

Каунас снова долго смотрел на Руди, ничего не отвечая. Затем взглянул на угол потолка и произнес:

– Мы заявим формальный дипломатический протест. Он ничего не знает.

Угол потолка не ответил, но большой человек без чувства юмора на третьем стуле встал и поднял Руди на ноги.

– Это город, – сказал Руди Каунасу, когда его решительно выводили из комнаты.

Вместо возвращения в камеру или какую-то из комнат, где он уже был, его проводили до лестницы, и он вдруг оказался в приемной консульства. За стойкой все еще была Хэйзел. Он улыбнулся ей, проходя мимо, но из-за этого губа начала кровоточить, и Хэйзел отвернулась.

Снаружи у него от солнечного света заболели глаза, но это быстро прошло. Ему помогли сесть в машину с затемненными окнами и удобными, как кожаные облака, сиденьями, и на какое-то время он заснул.