Амалия Цукеркандль знала всех нужных людей. Она была невесткой хорошей подруги Климта Берты Цукеркандль, художественного критика, журналистки и хозяйки литературного салона, и подругой Терезы Блох-Бауэр, невестки одного из покровителей Климта, еврейского сахарного барона Фердинанда Блох-Бауэра. Он и поручил Климту написать портрет Амалии, а также портреты по меньшей мере еще семи человек, в том числе два портрета его жены Адель. В 1938 году в Вену пришли фашисты. Дочь Амалии – Эрмина – благополучно скрылась в Баварии, а сама Амалия погибла в концентрационном лагере.

В то время ее портрет – наряду с другими работами Климта – висел в венском дворце Фердинанда Блох-Бауэра. Сам магнат бежал в свой замок в Чехословакии, но нанял адвоката в Вене, чтобы защитить собственность; адвокат оказался высокопоставленным офицером СС и помог конфисковать имущество клиента в пользу фашистов. В конечном итоге дворец Блох-Бауэра в Вене превратился в немецкий железнодорожный центр, а сегодня в нем находится штаб-квартира австрийских железных дорог.

В течение нескольких лет о портрете Амалии ничего не было известно; вероятно, он перешел во владение зятя Амалии, который продал его. Женщина, которая купила картину, умерла в возрасте 101 года; после ее смерти, в 2001 году, портрет был передан Австрийской галерее. В 2006 году австрийский арбитражный суд постановил, что все украденные работы, в том числе портрет Амалии Цукеркандль (незаконченный), должны быть возвращены наследникам Блох-Бауэра, однако потом решение было изменено – Амалия должна была остаться в Австрии[367].

Мы никогда бы не узнали эту захватывающую историю, если бы отвернулись от работы Климта только потому, что она остался незаконченной. Вместо этого мы подошли к ней точно так же, как подходим к любой законченной работе. Готовность использовать свои навыки в далеких от идеала условиях поможет подготовиться к неожиданным обстоятельствам, которые могут выбить из игры других людей, – например массовым увольнениям, стрельбе, внезапным отъездам, кадровым неурядицам, резким изменениям в политике, правилах и требованиях. Мы обязаны добиться успеха даже тогда, когда информация неполная, а ресурсы ограничены. Именно так я поступила однажды ночью в вашингтонской гостинице и осталась в высшей степени довольна результатом.

Я регулярно бываю в столице по делам и останавливаюсь в одном и том же отеле так часто, что мне стали присылать подарки на день рождения. В один из моих приездов я проснулась в два часа ночи. В коридоре кричала какая-то женщина: «Я больше не позволю тебе это сделать! Я звоню в 911! Клянусь, я позвоню!»

Я встала с кровати, посмотрела в глазок, но ничего не увидела. Как опытный путешественник, я знаю, что открывать дверь в таких случаях крайне опасно. Крики продолжались.

У меня была неполная картина происходящего. Я не знала участников конфликта, каковы их отношения, почему они поссорились. Но слышала голос женщины, и его тон подсказывал мне, что у нее неприятности.

Позвонив на ресепшен, я сообщила только то, что знала: фразу, которую слышала, где и когда. Администрация отеля вызвала полицию.

Через час мне позвонили с просьбой побеседовать с полицейскими. Я оказалась единственной «свидетельницей» – единственным человеком в отеле, который сообщил о происшествии. Уверена, не только я слышала крики, они были очень громкие и продолжались довольно долго. Думаю, другие постояльцы не звонили именно из-за неполноты информации. Они не знали, что происходит. Я тоже не знала, но вся моя профессиональная карьера – от юриста до руководителя отделения образования и директора программы «Искусство восприятия» – научила меня ничего не игнорировать.