Долгое падение - Дениз Майна (2017)

Здесь два яруса для публики. На нижнем – скамьи для прессы, журналистов-газетчиков и репортеров радио. Интерес к делу так велик, что некоторые газеты прислали по пять или шесть журналистов, чтобы те осветили все аспекты судебного процесса. Все оставшиеся скамьи внизу зарезервированы для свидетелей, которые уже дали показания, и для тех, кто пользуется в суде преимуществами: заинтересованных юристов, а также нотариусов и набобов.

Среди журналистов сегодня расселись члены городского совета; их можно узнать по побегам сезонных цветов на лацканах пиджаков. Корпорация Глазго[10] отряжает их, чтобы они присутствовали на заседаниях.

Мануэль сидит на скамье за низкой деревянной загородкой прямо перед этими местами. Журналистам и законникам доверяют, зная, что они на него не нападут, но публику держат подальше, вверху на балконе. Там шестьдесят сидений, и все они заняты женщинами, которые наблюдают за залом суда, полностью забитым мужчинами.

Женщины стоят в очереди всю ночь, каждую ночь в течение трех недель. Они занимают места в шесть часов вечера, усаживаясь на тротуаре с тонкими одеялами на коленях и ломтями хлеба в карманах, чтобы утолить голод. Очередь тянется до полпути к Соляному рынку. Дежурный полицейский проходит каждые несколько часов, наблюдая за женщинами, проверяя все вокруг. Он считает тех, кто в очереди, и предупреждает, что если их место дальше шестидесятого, они, вероятно, не попадут в суд. «Вы вполне можете пойти домой, дорогая».

В газетах публикуются фотографии веселых компаний улыбающихся подружек, которые пьют за здоровье читателя чай из фляжек.

В течение всего процесса наблюдающая публика почти исключительно состояла из женщин. Никто не знает, почему.

Сперва газетчики размышляют: женщины здесь что, ради любви? Мануэль красив. Они здесь ради крови? Преступления ужасны. Или потому, что Мануэль кажется им сильным? Это доказанный научный факт, что женщин привлекает сила, что они любят, чтобы над ними властвовали. Сейчас 1958 год, и муж имеет законное право насиловать и бить свою жену. Это частное дело, домашнее дело.

Журналисты спрашивают женщин, почему они здесь. Женщины говорят, что ищут правосудия, ищут правды, они сочувствуют жертвам – пустые фразы, которые вполне могут быть скопированы из газет. Но в очереди они не выглядят такими уж серьезными и жаждущими правосудия. Все они возбуждены и смешливы.

По мере того как идет судебное разбирательство зверских дел, их гендерный характер становится настолько последовательным и резким, что газеты больше не стараются монотонно повторять клише насчет женского пола. В самом деле достаточно того, что вызывает тревогу.

Ночью – всю ночь – просыпается и дышит другой Глазго. Этот теневой город полон мрака, где умные люди забираются в окна жителей пригорода с пистолетами в руках, крадучись ходят вокруг домов законопослушных граждан. Днем они прячутся у вас на чердаке. Они убьют вас, а потом сделают себе сэндвич. Они оттаскивают ваших юных девушек к железнодорожной насыпи, гоняются за ними по темным полям, рвут на них одежду и насилуют их, оставив застрявшими в колючей проволоке, босыми в снегу, истекающими кровью до смерти. У них есть пистолеты и модные клубы по интересам с престижными адресами. Они водят «Авис Грей Леди» – машину, которая сто́ит столько же, сколько скромный дом.

За чем бы ни стояли леди в этих очередях, они добродушного нрава. Здесь заводят подруг. Некоторые обретают здесь известность. Мисс Хелен Макэлрой регулярно появляется во всех газетах. Она всегда первая в очереди и выразительно, если не красноречиво, говорит о своей жажде правосудия. Потом внезапно, на одиннадцатую ночь, она исчезает. Люди беспокоятся, всё ли с ней в порядке. Она пожилая, носит очки с толстыми стеклами и живет в «Клайд-стрит хоум» – ночлежке для бездомных в Калтоне[11].

На тринадцатый вечер она возвращается. Ее отсутствие объясняется в подзаголовке: