Трисс еще долго лежала неподвижно, прижимаясь щекой к грубому ковру. Она снова видела невозможное. Но почему-то, находясь в одиночестве посреди ночи в комнате мертвого брата, справиться с невозможным было легче. С пересохшим ртом она подкралась обратно к столу. В щели торчал уголок последнего письма. Она вытащила его пинцетом, затем поспешно вернулась к себе в комнату, разорвала конверт и развернула письмо. Оно было датировано сегодняшним днем и написано до боли знакомым почерком.

Дорогие отец, мама, Трисс, Пен!

Я снова пишу вам, хотя знаю, что напрасно. Я больше не верю, что мои письма доходят до вас, не говоря уже о том, чтобы получить ответ. Но я не могу остановиться. Эти письма – все, что у меня есть, хотя сейчас это просто игра «верю – не верю», в которую я играю, чтобы холод казался менее резким.

Даже если бы я подумал, что вы действительно увидите это письмо, я больше не имею сил держать лицо. Это место, где от храбрости ничего не остается. Зима никогда не кончается. Я уже не помню, когда она началась. Мне кажется, что я живу под этим безрадостным небом и метелью несколько лет. Может, это один и тот же день, растянувшийся в вечности, словно колючая проволока. Я перестал следить за происходящим. Все мои друзья мертвы. Люди, которые воюют рядом со мной, – незнакомцы, всегда умирающие до того, как я успеваю узнать их имена. Их лица стираются в моей памяти.

Мои руки и ноги мучительно ноют от холода, но боль лучше, чем мысли. Я превратился в развалину, знаю. Я чувствую, как моя душа тянется к ангелам, словно сломанная рука. Все, на что я могу надеяться, – это онемение и конец.

Простите меня,

Себастиан

Глава 9

Стежок во времени

– Себастиан… – Трисс не сразу осознала, что произнесла его имя вслух.

Чего она ожидала? Может быть, список требований от таинственного «него»? Но она не была готова к этому. Трисс держала письмо Себастиана дрожащими руками, поражаясь, как много и одновременно как мало помнит о нем. Она знала, что бывали особенные дни, которые она прекрасно с ним проводила, – день рождения, когда он помог ей одеться как египетской царице, пикник, когда он часами носил ее на плечах. Семейные легенды, время от времени торжественно повторяемые ее родителями, когда они считали уместным поговорить о своем потерянном сыне. Годами родители вплетали расплывчатые воспоминания Трисс в аккуратную ткань своих историй, и она перестала понимать, что же она действительно помнит. Это совсем другое. Это поражало, как тепло слезы, упавшей на кожу. Внезапно Себастиан оказался человеком, потерянным, испуганным, отчаявшимся человеком, которому больно. Она ощутила глубокое сочувствие к нему, смешанное с ужасом, и осознала, что действительно любит Себастиана, несмотря на туман минувших лет. Но он умер. Себастиан умер пять лет назад, суровой зимой. Пришло письмо от его командира, где говорилось, что в его части окопа был взрыв, глубочайшие соболезнования, ни малейшей возможности, что кто-то уцелел. Ошибка невозможна.

Трисс не могла понять поведение родителей. Ящик был переполнен письмами. Месяцами, а то и годами приходили письма от Себастиана, и родители знали об этом. Они изрекали высокопарные речи о своем давно утраченном сыне и все это время держали его письма в ящике стола и делали вид, что их нет. Их исполненное достоинства горе было ложью. Все было ложью. Ее родители говорили, что эти письма шлет «тот человек», загадочный «он», который, как они считали, мог напасть на Трисс. Подумав, она поняла, что они никогда не говорили, что это «он» пишет письма. На самом деле отец сказал, что письмо от «него самого» будет отличаться от «обычного».