Себастьян нависал над Никки, крепко вцепившись в нее, но внезапно получил болезненный удар ногой по колену и, присев, отпустил бывшую жену.

Никки прилежно училась на курсах самообороны, она отлично освоила приемы. Оказавшись на свободе, она с молниеносной быстротой схватила ржавый секатор и занесла его, метя Себастьяну в живот.

– Еще раз тронешь – убью! Запомнил?

9

Средняя школа Южного Бруклина – большое здание из красно-бурого кирпича, выходящее фасадом на Коновер-стрит. Приближался час обеда, и, судя по большому количеству фургончиков со съестным, выстроившихся перед школой, можно было догадаться, что еда в школьной столовке не очень-то.

Себастьян с недоверием приблизился к одному из «гастрономических грузовичков», которые с некоторых пор стали колесить по Нью-Йорку, кормя горожан. Каждый грузовичок предлагал что-то свое: один – сэндвичи с омарами, другой – тако, димсамы, филафели… Себастьян, брезгливый поборник чистоты, обычно избегал подобного рода угощения, но если ты ничего не ел со вчерашнего дня и в животе у тебя гремит военный оркестр…

– Не советую брать южноамериканские примочки, – предупредила Никки.

Из чувства сопротивления он пренебрег советом бывшей жены, которой ни в чем нельзя было доверять, и попросил «севиче», перуанское блюдо из сырой маринованной рыбы.

– И какой он из себя, этот Томас? – осведомился Себастьян, услышав, что прозвонил звонок, возвещавший конец занятий, и глядя на двери, откуда хлынул поток учеников.

– Я тебе его покажу, – пообещала Никки и прищурилась, боясь, как бы не пропустить приятеля сына.

Себастьян оплатил заказ и попробовал свою рыбу. Проглотил кусочек. Жгучий, как огонь, маринад обжег ему рот, пищевод, желудок. Он невольно скривился.

– Я предупреждала, – вздохнула Никки.

Надеясь загасить бушующий огонь, он залпом выпил целый стакан оршада[7], предложенный продавцом. От каштанового молока с отвратительным вкусом ванили Себастьяна чуть не стошнило.

– Вот он! – воскликнула Никки, указывая на одного из пареньков в толпе.

– Какой именно? Прыщавый или второй, с противной физиономией?

– Говорить буду я, хорошо?

– Посмотрим…

Высокомерное выражение лица, хлипкая фигура, джинсы в обтяжку, узкая черная куртка, белая рубашка с открытым воротом, очки-вайфареры и торчащие во все стороны волосы, над которыми трудились не один час. Томас тщательно следил за своей внешностью. Похоже, немало времени проводил в ванной перед зеркалом, ваяя и оттачивая образ юного рокера.

Никки поймала его перед баскетбольной площадкой, расчерченной на квадраты.

– Привет, Томас!

– Добрый день, мэм, – ответил тот, убирая мятежную прядь со лба.

– Ты не ответил на мои сообщения.

– Не успел, времени было мало.

– От Джереми ничего?

– Не-а. Мы с ним с пятницы не виделись.

– А почта? Телефонный звонок? Эсэмэска?

– Не, ничего.

Себастьян внимательно приглядывался к подростку. Ему не понравились ни тон, ни вид этого сопляка с готическими кольцами на пальцах, с браслетами и перламутровыми четками на руках. Но он постарался подавить в себе враждебность и спросил:

– А ты не догадываешься случайно, где бы он мог быть?

Томас повернулся к Никки.

– Это еще кто такой?

– Я его отец, балбес!

Подросток отступил на шаг, но стал более разговорчивым:

– В последнее время мы не так часто виделись.

Джереми забивал на встречи нашей компании.

– Почему?

– Предпочитал покер.

– Неужели? – забеспокоилась Никки.

– Наверно, ему нужны были деньги. Кажется, он даже гитару продал и дал объявление в Интернете, чтобы продать цифровую камеру.

– А зачем ему деньги? – спросила Никки.

– Не знаю. Мне пора, извините, я должен идти.

Себастьян положил на плечо паренька руку.

– Не спеши. С кем он играл в покер?

– Не знаю. С кем-то по Сети.