Клуб любительниц грязных книг - Лизи Харрисон (2018)

– Он пододвинул ко мне подставку с ручками и предложил выбрать любую.

– Но ты попросила карандаш?

– Угу, – ответила Эм Джей, приятно удивившись тому, насколько он хорошо ее знает. – Разумеется, он подумал, что это дурацкий каприз, пока я не объяснила, что не пользуюсь ручками с того самого дня.

Дэн закрыл глаза и медленно потянул шею из стороны в сторону.

– Думаю, бедняга впервые задумался об отставке, когда все это услышал.

– Ты даже представить не можешь, как он удивился. Мне показалось, что он вот-вот треснет меня по голове своей любимой кружкой.

Дэн громко засмеялся, обрадованный неожиданной сменой настроения, но Эм Джей снова погрустнела, как это всегда происходило 31 марта, и вернулась к чтению записей.

– Никак не могу поверить, что ты приехал, – сказала она, изображая благодарность, хотя в глубине души была возмущена незваным визитом. Ноющая изматывающая боль где-то внизу живота – это все, что осталось от ее семьи. Чувствуя боль, она физически ощущала присутствие родных. И теперь, когда Дэн неожиданно нагрянул со своими исцеляющими объятиями, боль исчезнет, как однажды навсегда исчезли они.

– Я хочу помочь тебе, – шепнул Дэн, убирая с ее щеки пряди запутавшихся безжизненных волос.

Эм Джей поблагодарила его, как будто слова могли помочь. Они оба прекрасно понимали, что колесо Фортуны провернулось и остановилось там, где остановилось. Дэн, ее спаситель, никогда не вернет погибших близких и поэтому должен честно признаться, что ничем не может помочь, потому что сама Эм Джей не искала спасения. Она хотела получить назад то, что навсегда потеряла. В итоге она смирилась с судьбой и впервые за три года решилась прочитать записи, которые доктор Кон однажды уговорил ее сделать.

Воспоминания о событиях 31 марта 2013 года

Я выхожу из метро. Затхлый, отвратительный, как несвежий утренний запах изо рта, горячий воздух окутывает меня своими липкими объятиями. Я выхожу из перехода на станции «Принс-стрит» навстречу смраду гниющих отходов и вою сирен «скорой помощи». Мне кажется, подобные чувства испытывает ребенок при появлении на свет: он тоже без подготовки попадает из огня в полымя.

Я приезжаю в ресторан «Киприани» за 20 минут до назначенного времени и сажусь за стойку бара. Я что-то пишу в дневнике – в этом дневнике, – ожидая своих родителей и сестру. Они едут из Лонг-Айленда, чтобы отпраздновать важное событие в моей жизни: спустя годы собеседований, работы официанткой и изредка копирайтером – в тех случаях, когда более «опытные» авторы отказывались от написания текстов, – меня начнут публиковать в журнале «City».

«Это называется “родители периода коммутируемого Интернета, случайно занесенные в эпоху широкополосного доступа в Интернет”, – заявляю я, как только все усаживаются за столом. – На эту мысль меня вдохновили твои настойчивые и безуспешные попытки идти в ногу со временем».

Мама вытаскивает крошки хлеба из бороды папы. «Это все мелочи».

«Важные мелочи». Я напомнила ей об одном электронном письме. Том самом, в котором я пожаловалась, что валяюсь в постели с температурой, а в ответ она написала ЛОЛ.

Эйприл хохочет.

Мама поправляет прическу. «Я думала, это значит „Любимая, Очень Люблю“».

«Вопросов больше не имею. Тема закрыта».

Эйприл говорит: «Ну уж нет. Ты напомни, как папа написал мне эсэмэску о том, что я забыла дома телефон».

Она пытается стянуть с моей тарелки картошку фри.

Я бью ее по руке: «Свою ешь!»

«Ой! – вскрикивает она с таким видом, как будто только что увидела свою тарелку. – Когда ее успели принести?»

Мы смеемся и дразним друг друга. Пьем шампанское «Вдова Клико», едим десерт. Папа заказывает латте. Я проверяю телефон.