Словом, в послушниках он был послушлив, в порученном деле — исполнителен, а на работу столь безотказен, что вспоминают, например, такое. Идет брат Игорь с послушания, отдежурив ночь на вахте, а навстречу отец эконом: «Игорь, кирпич привезли — разгружать некому. Пойдешь?» — «Благословите». Наконец, кирпич разгружен и можно идти отдыхать. Но тут бригадир паломников объявляет: «Отец наместник благословил всем, свободным от послушания, идти перебирать картошку». И Игорь спокойно идет на картошку, не находя нужным объяснить, что после ночного дежурства он, по оптинским правилам, вправе отдыхать.

Игумен Владимир: «Ни переборке картошки усядемся в кружок — разговоры, шутки. Молодые ведь были! А Игорь сядет в сторонке, поставит перед собой три ведра и молча работает».

«Один Бог да душа — вот монах», — записывает он в эти дни в дневнике слова святителя Феофана Затворника. Но эта мощная работа духа была сокрыта от всех. Внешнего же в жизни Игоря было так мало, что, перебирая теперь в памяти яркую устную летопись о первых насельниках Оптиной, с удивлением обнаруживаешь — имя Игоря Рослякова в ней отсутствует и не поминается даже в известной истории о мастерах спорта.

История же была такая. В монастыре тогда еще размещалось профтехучилище. И если оптинцы радовались каждой отреставрированной стене, то подростки тут же писали на ней известно какие слова. Увещевания в духе кротости не помогали. И тогда дюжий монах взял за шиворот двух таких «писателей», подержал их на весу, как зайчат, и зашвырнул далеко в густую траву — к великому восторгу мальцов. Подростки тут же сложили легенду, что монахи — это бывшие мастера спорта. «Мастеров» зауважали, и в обители водворился мир.

Так вот, ни в ту пору, ни позже в монастыре даже не подозревали, что выпускник факультета журналистики МГУ Игорь Росляков — мастер спорта, что он чемпион Европы и был в свое время капитаном сборной МГУ по ватерполо. Лишь годы спустя в монастырь привезли фотографию из газеты «Известия», где Игорь Росляков держит в руках кубок чемпиона, пояснив при этом, что в миру он был знаменит. Но кто тогда мог бы догадаться о том?

Впрочем, о причастности послушника к спорту отчасти догадывался благочинный монастыря о. Мелхиседек, зная, что в трудовой книжке Игоря есть запись — инструктор по спорту. А поскольку инструкторами по спорту в те годы числились освобожденные комсорги и профорги, то, понимая эту механику, о. Мелхиседек однажды дипломатично спросил: «Игорь, говорят, ты был инструктором по спорту. А спасать утопающих вас учили?» — «Учили», — улыбнулся Игорь, поняв подтекст разговора. «А сможешь спасти человека, если он будет тонуть?» — «Смогу». — «Тогда пошли со мною крестить».

В монастыре тогда еще не крестили — не было условий. Но тут из Москвы приехала паломница Ирина с такими скорбями, что отказать ей в просьбе о крещении благочинный не смог. Крестили в глубоком месте — на источнике преподобного Пафнутия Боровского. «Я крестил, — вспоминает игумен Мелхиседек, — а Игорь Ирину за руку для страховки держал. И вот после третьего погружения Игорь увидел, что из глаз рабы Божией Ирины исходят лучи света». Благодать при крещении дается всегда, но тут благодать была зримой.

Почему именно Игорю дано было увидеть свет благодати — это неведомо. Но была в нем действительно особая чуткость к благодати, и на Пасху это было заметно. Воскресение Христово он переживал с такой силой, что в сияющих глазах вдруг проступали слезы, и он жил уже будто вне времени. Мог отстоять две литургии подряд, не в силах насытиться пасхальной благодатью, и даже не замечая, что все уже давно разговелись и спят. Пасха была для него тем таинством, где слышит душа зов будущего века, а он, похоже, слышал его. Вот некоторые записи из его дневника:

«10 апреля 1988 года. Пасха. Моя третья Пасха.