О Бонапарте написано больше книг, чем о любом другом человеке, за исключением Иисуса Христа. Они довольно часто издаются на английском, французском и на многих других языках. Эти книги очень популярны: издатели считают, что книгу о Наполеоне продать гораздо легче, чем биографию любого другого человека, – просто в силу интереса к этой исторической личности. Почти все эти книги спекулируют на теме семьи или происхождения заоблачных амбиций Бонапарта. В сущности, все сходятся во мнении, что жесткостью характера Бонапарт пошел в мать, а не в отца, вероятно, довольно слабого человека, который умер совсем молодым. Мадам-мать императора была совсем из другого теста. Некоторые биографы объясняют воинственность и агрессивность Бонапарта кровью его неистовых корсиканских предков с их культом железного закона кровной мести – вендетты. Странно, но именно месть была единственным, в чем Бонапарт не проявлял особой жестокости. Он с поразительной непредсказуемостью великодушно прощал обиды, не всегда или обычно, но достаточно часто, чтобы это могло удивить. После того как Бонапарт прочел книгу Босуэлла, многому его научившую, и понял, что на Корсике делать нечего, этот остров больше никогда его не интересовал. С тех пор как Наполеон покинул Корсику, он никогда не возвращался сюда. Никогда не учитывал остров в своих геополитических планах. С другой стороны, Бонапарт не стыдился своих корней. Он просто вычеркнул Корсику из своих мыслей, как не имеющую значения для его честолюбивых планов.

По другой версии биографов, Бонапарт был копией одного из своих тосканских предков – кондотьера[1], солдата удачи, который продавал свой меч любому, кто был в состоянии хорошо заплатить, и основал свою династию на деньги, скопленные в войнах. Действительно, до того как в 1768 году Франция взяла власть на острове в свои руки, Корсика зависела от Италии, которая находится гораздо ближе, и которая дала Корсике свою письменность и культуру. Но Бонапарт никогда не демонстрировал привязанности к Италии как к государству, он соглашался с определением австрийского дипломата Меттерниха: Италия – «не более чем географическое название», и когда сделал своего сына и наследника королем Рима, он тем самым возрождал гораздо более раннее понятие государства. Наполеон не питал никаких чувств ни к одному из итальянских городов, обозначивших себя в истории, рассматривал их как добычу, как разменные серебряные и золотые монеты, которые надлежит отнять у врага и раздать членам своей семьи и своим соратникам. Самих же итальянцев он ни во что не ставил.