Вино из одуванчиков - Рэй Брэдбери (1957)

– Что касается косилки, с ней связана совершенно непостижимая вещь, но для меня этот звук – самый прекрасный на свете, свежайший голос времени года, голос лета, и если он исчезнет, я буду ужасно тосковать и буду скучать по аромату скошенной травы.

Билл нагнулся и подобрал один пласт.

– Итак, я направляюсь к оврагу.

– Ты добрый, понимающий молодой человек, из тебя выйдет блестящий и отзывчивый репортер, – сказал дедушка, помогая ему. – Это я тебе предсказываю.

* * *

Прошло утро, наступил полдень. После обеда дедушка удалился почитать Уиттьера[12] и поспать. Когда он проснулся в три часа дня, яркий ободряющий солнечный свет лился сквозь окна. Он лежал в постели и неожиданно услышал старый знакомый незабываемый звук.

– Э, – сказал он, – кто-то запустил газонокосилку! Но лужайку утром уже постригли!

Он снова прислушался. Действительно. Непрерывная, монотонно нарастающая-спадающая трескотня.

Он выглянул из окна и изумился.

– Да это же Билл. Билл Форестер, ты часом не перегрелся на солнышке? Ты же косишь лужайку по новой!

Билл взглянул вверх, белозубо улыбнулся и помахал рукой.

– Я знаю! Просто я пропустил кое-какие участки!

Дедушка еще минут пять лежал в постели, довольно улыбаясь: Билл Форестер косил лужайку на север, затем на запад, на юг, и, наконец, трава вырывалась из косилки великолепным искрящимся фонтаном зелени – на восток.

XII

В воскресное утро Лео Ауфман медленно прохаживался по гаражу в надежде, что какой-нибудь обрезок дерева, моток проволоки, молоток или гаечный ключ подпрыгнут и возопят:

– Начни с меня!

Он задавался вопросом:

«Может, Машина счастья должна умещаться в твоем кармане?»

«Или же, – продолжал он размышлять, – она сама должна носить тебя в своем кармане?»

– Одно я знаю наверняка, – произнес он вслух, – она должна быть яркой!

Он поставил в центре верстака банку с оранжевой краской, взял словарь и забрел в дом.

– Лина?

Он заглянул в словарь.

– Ты «довольна, удовлетворена, радостна, счастлива»? Ты считаешь себя «везучей, удачливой»? Все ли складывается для тебя «разумно и приемлемо», «успешно и благополучно»?

Лина перестала нарезать овощи и закрыла глаза.

– Прочитай, пожалуйста, еще раз, – попросила она.

Он захлопнул книгу.

– Чтобы сделать как я, тебе придется задуматься на час, прежде чем ты мне ответишь. Я же прошу простого ответа: да или нет. Ты довольна, радостна, восхищена?

– Это коровы бывают довольными, а дети и старики, впавшие в детство, – счастливыми, помоги им Господь, – сказала она. – Что до радости, Лео. Посмотри, как я веселюсь, выскабливая раковину…

Он пристально посмотрел на нее, и его лицо прояснилось.

– Лина, это правда. Люди не ценят. Через месяц, может быть, мы уедем.

– Я не жалуюсь! – вскричала она. – Я не из тех, кто приходит со списком, где написано «покажите язык». Лео, ты же не спрашиваешь, отчего сердце бьется всю ночь? Нет! Дальше ты спросишь, что такое брак? Кто знает, Лео? Не надо спрашивать. Тот, кто рассуждает, как это работает, как это устроено, срывается с трапеции в цирке, задыхается, пытаясь разобраться в работе мышц горла. Ешь, спи, дыши, Лео, и перестань пялиться на меня, словно я новость в этом доме!

Лина Ауфман замерла. Повела носом.

– О, боже! Вот что ты наделал!

Она рванула на себя дверцу духовки. Кухня утонула в облаке дыма.

– Счастье! – запричитала она. – И впервые за шесть месяцев мы ссоримся! Счастье, и впервые за двадцать лет у нас на ужин вместо хлеба – уголья!

Когда дым рассеялся, Лео Ауфмана след простыл.

* * *