Властелин моего сердца - Джо Беверли (2007)

– Ты нормандец, – спокойно произнес Гай в нескольких дюймах от лица сына. – Повтори.

– Я нормандец, – выпалил в ответ Эмери. – Другое дело, горжусь ли я этим. – Он глубоко вздохнул. – Король избрал своим местопребыванием Англию, отец, а он, конечно же, истинный нормандец. Пусть даже он заявляет, что в его жилах течет английская кровь.

Гнев и ужас охватили Гая.

– Это государственная измена, ты… – Он шарахнул Эмери о стену.

Эмери вскрикнул от боли.

Гай заставил себя отпустить сына, чтобы не покалечить его. Притязания Вильгельма на английский трон основывались на его заявлении о кровном родстве с английскими королями Этельредом и Кнутом через его бабку Эмму. Хотя она и была всего лишь вдовой обоих королей и не могла передать королевскую кровь внуку, этот вопрос не дозволялось обсуждать никому, даже Эмери, любимому крестнику Вильгельма.

Что сказала бы Лусия, узнай она, что Гай рискнул потревожить заживающую рану сына, чтобы утвердить свою волю? Уж точно ничего приятного. Но Лусия была слишком мягкой и доброй, чтобы достойно воспитать нормандца. Теперь, когда он перестал нянчиться с мальчишкой, как наседка, жизнь едва теплится в нем.

Граф обернулся:

– Я не потерплю, чтобы мой сын стал предателем!

– Ради всего святого, – закричал в ответ Эмери, – я убивал за короля, как подобает доброму нормандскому вассалу! Англичане поднялись, чтобы дать отпор захватчикам, и я вонзал в них свое копье, отсекал им руки и головы… – Он стиснул зубы и дышал глубоко и прерывисто, словно только что примчался прямо с поля той битвы.

– И тебе это понравилось, не так ли? – со злостью спросил Гай, вплотную подойдя к сыну. – Вошел во вкус охоты на крестьян? Почему же еще ты желаешь остаться здесь, ну?

Граф успел удержать занесенный над ним кулак сына, но только и всего. Эмери был теперь высоким и сильным. Сжимая запястье юноши, Гай с трудом сдерживал сына, тогда как совсем недавно он побеждал – или ему позволяли это. Ни один из них не включил в игру вторую руку, помня о раненом плече Эмери. Мускулистой руке отца не удалось преодолеть сопротивление руки сына. Они зашли в тупик. Их силы оказались равны. Оба вынуждены были признать это.

Эмери глубоко вздохнул и расслабился. Щеки его слегка окрасились, в глазах мелькнул веселый огонек.

– Можешь отпустить меня, отец, – сказал он спокойно. – Извини.

Гай осторожно освободил сына, облегчив боль в своих натруженных пальцах. Эмери отодвинулся, рассеянно потирая сдавленное запястье.

– Я был бы счастлив никогда больше не видеть обнаженного меча, – тихо сказал юноша. – Но мне не избежать этого. Если я останусь здесь, возможно, мне удастся помочь.

– Помочь? Кому? Герварду?

Гай боялся, что Эмери примкнет к наставнику его отроческих лет. Герварда Мерсийского не было в Англии во время решающей битвы, но прошел слух, что он вернулся и поклялся сбросить нормандцев в море.

Эмери удивленно обернулся:

– Нет.

– Ты не собираешься помогать ему в его противостоянии Вильгельму?

Эмери горько рассмеялся:

– После всего, через что мне пришлось пройти, ты думаешь, что теперь я стану предателем?

– Тогда кому? – спросил Гай, искренне озадаченный. – Кому ты собираешься помочь? Вильгельму?

Эмери отошел от окна и стал взволнованно ходить по комнате.

– Народу, – сказал он наконец. – Мне кажется, я смогу помочь английскому народу приспособиться к новым условиям. В этой прекрасной стране есть очень много хорошего. Грешно равнодушно смотреть, как все это сгинет под подошвой военного сапога. Я понимаю обе стороны. Англичане считают нормандцев варварами. Для нормандцев же английские обычаи – вздорные причуды.

– И чье же мнение ты собираешься изменить? – раздраженно спросил Гай.

Грустная улыбка промелькнула на губах Эмери.

– И тех и других, полагаю.