Потом сама же признавала, что погорячилась, дала волю эмоциям, обещала впредь держать себя в руках, но так было ровно до следующего мужчины, который отказывался плясать под ее дудку. Или просто оставался равнодушен к ее женским чарам. Таких на моей памяти были единицы, но они были. И до самого последнего дня нашей с Викой дружбы, она помнила всех их по именам, злилась и плевала ядом, при случае злорадствуя, что видела «того козла с его страшилой».

Такую искреннюю злость, как сейчас, в ней вызывали только те мужчины, которые были ей не по зубам.

Даже странно, что я раньше не замечала такие очевидные вещи. Теперь можно выдохнуть.

Сесть удобнее и не бояться, что десятком слов Вика, наконец, доломает то, что не сломала год назад.

— Что? - не понимает причину моей улыбки Вика. Я молчу.

Даю ей время включить зажигание.

Нет сил играть в маскарад и делать вид, что я пришла сожрать все то, что она собирается мне скормить под видом правды. Остается надеяться, что в голове моей бывшей лучшей подруги все-таки осталась пара извилин, которые работают без перебоев. И по крайней мере сейчас, когда я всем видом даю понять, что не поверю ни единому ее слову кроме правды, Вике остается только одно - рассказать ее.

— И куда делась перепуганная дуреха? - пытается загнать меня в угол Вика. Пожимаю плечами.

Отвечать на эти слабые попытки ужалить меня беззубым ртом - себя не уважать.

— Вика, я просто хочу, чтобы вы с Вадиком оставили нас с Антоном в покое. - Я говорю это без злости и угроз, потому что говорю искренне. Только за этим и пришла, а не чтобы выводить мужа на чистую воду. - Если у вас какой-то глупый детсадовский план испортить нам жизнь, то мне очень грустно, что двум взрослым людям больше нечем заняться, кроме как плести бестолковые заговоры.

Вика громко фыркает.

Когда-то эти звуки вызывали во мне что-то вроде трепета: в такие моменты бывшая подруга выглядела крутой, независимой и бесстрашной. И мне хотелось быть похожей на нее. Чтобы перестать шарахаться каждой тени и больше не бояться увидеть в толпе лицо со шрамом.

А сейчас вижу, что она просто испуганная капризная девочка. Куда более испуганная, чем когда-то я.

— Вы с мужем друг друга стоите, - наклоняясь ко мне, с шипением, но все-таки уже без превосходства говорит Вика.

— Не представляешь, как я рада, что ты это заметила.

Она снова фыркает, но сама же себе не верит._

И, наконец, прекращает ломать комедию: садится ровно, как пару минут назад сидела я, готовясь к неприятному разговору. Заодно понимая, что сейчас мы в последний раз говорим друг с другом вот так - через стол, как в старые добрые времена.

Только уже как чужие люди.

Глава шестьдесят вторая: Йен

— Твой... муж, - Вика морщится как от болезненной оскомины. - Просто скотина.

Даже не удивляюсь, что ее «исповедь» начинается таким предисловием.

У Вики всегда были виноваты все вокруг кроме нее. Все были мудаками, скотами, идиотами и предателями, а она - ангелом.

Боже, неужели я правда раньше искренне восхищалась этим человеком? Если бы не обстановка - от всей души настучала бы себе по лбу.

— Я пыталась... встретиться с тобой. Хотела... поговорить.

— Чтобы извиниться? - иронизирую я.

Бывшая подруга стреляет в меня отравленным взглядом и продолжает:

— Хотела посмотреть тебе в глаза и увидеть, что ты, наконец, тоже страдаешь так же, как и я. Но я не знала, где ты. Поэтому позвонила Наташке и сказала, как есть, что хочу испортить тебе жизнь, что ты увела моего мужа и что, если она хочет как-то поучаствовать в том, чтобы поставить тебя на место - может мне помочь.

— Меня на место?

— Ей не понравилось, как ты с ней разговаривала. - Вика неопределенно пожимает плечами, видимо не очень представляя, о каких разговорах идет речь.

Видимо тех, когда я выставила их с Сашей за порог дома моей бабушки.