Ты мой закат, ты мой рассвет - Субботина Айя

— Что? - озадачено морщится она, но объяснять нет времени. Я задолбался быть мужем без жены.

Если она все еще хочет развод - пусть скажет об этом мне в глаза.

Глава третья: Антон

Я надеваю куртку на ходу, задираю воротник и быстрым шагом иду за тонкой фигурой Очкарика, которую вот-вот «съест» снег

Теперь хорошо видно, как сильно ее шатает, хотя взгляд был трезвым и ясным. Снова волнуется? Снова от чего-то убегает? Вернуться бы и оторвать клоуну его клешни. Потому что напугал.

Йени собирается повернуть за угол, но как-то неловко ставит ногу, взмахивает руками, чтобы сохранить равновесие, но все равно спотыкается и падает на колени в притоптанный снег. Не издает ни звука, даже не пытается встать.

Такая маленькая и беспомощная.

Что за...

В последний момент запрещаю себе сразу помочь ей встать. До сих пор помню, как отгораживалась от меня руками и просила не подходить. Понятия не имею, как отреагирует и что сделает, если просто до нее дотронусь.

— Привет... Антон, - не поднимая головы, сдавленно здоровается Очкарик. - Я не пьяная. Просто голова закружилась.

— Малыш, я помогу встать, идет?

Протягиваю руки, но она все равно не спешит принимать помощь. Только пару секунд спустя вкладывает в ладони мокрые от подтаявшего снега пальцы, и я в одно движение тяну ее на себя.

Слишком сразу мы слишком близко, практически бьемся лбами, прижимаемся друг к другу - и облачко пара из ее рта щекочет кожу.

Когда мы виделись в прошлый раз. на деревьях еще были желтые листья, шли дожди и утром на холме, где стоит моя избушка на курьих ножках, был такой плотный молочный туман, что Очкарик искренне цеплялась мне в руку, потому что боялась оставаться одна.

А сейчас снег и мороз, а на прилавках супермаркетов уже ровные ряды мандарин и разноцветные украшения к Новому году.

Я как будто успел прожить целую жизнь за этот месяц.

— Это просто мой приятель, - скороговоркой говорит Йени.

— Это просто моя коллега, - почти в унисон с ней говорю я.

— Слава богу, - с облегчением выдыхает Очкарик.

Так искренне, как почему-то умеет только она. Несмотря на то, что ни одна другая женщина в моей жизни не врала мне в стольких вещах, она все равно самая честная и искренняя из всех. Не знаю, что это за аномалия, и абсолютно не хочу вскрывать.

— Я, знаешь... Очень разозлилась...

Судорожно втягивает воздух ртом, и кончики пальцев в моих ладонях очень мелко дрожат Очень осторожно, чтобы не напугать, сжимаю их чуть сильнее.

Напрягается.

Задерживает дыхание.

И потихоньку освобождает ладони

Это немного царапает, но я примерно чего-то такого и ожидал, так что сам делаю шаг назад. Очкарик с благодарностью улыбается и снимает очки, потому что снега на стеклах налипло почти до слепоты.

У нее снова немного покрасневшие глаза, но чем дольше на меня смотрит, тем чище становится взгляд. Хочется встряхнуть ее как следует, попросить перестать корчить серьезную женщину и отпустить тараканов на свободу. Не могла же она вытравить их всех?

Кто бы сказал, что буду так сильно скучать по ее замороченности?

— Я, знаешь, - передразниваю ее, - тоже очень сильно разозлился.

— Правда? - Удивляется так сильно, как будто признался в смертном грехе.

— Пфффф... - фыркаю в ответ. Она все-таки смеется.

И снежинки тают на бледных губах.

Может, это неправильно. Может, психологи обозвали бы меня еретиком за то, что не решаю проблему с места в карьер, но говорить о разводе и выяснять отношения прямо сейчас мне резко расхотелось. И ей тоже, раз не спешит сворачивать на эту тему.

Пусть будет пауза.

Мы разговариваем - уже хорошо.

Она смотрит на мои губы уже минуту и вряд ли понимает, что уже дважды очень многозначительно прикусила нижнюю губу.